Геннадий Русский - Чёрная книга
И вот идут они по адской фабрике, а кругом работа кипит, вкалывают работяги изо всех сил, а получки не требуют. Кто лопатой у топки орудует, кто воду перекачивает из пустого котла в порожний. Дым, пар - ничего не видно, только пламя злое гудит, сердитое такое пламя, языки его что змеи из топок выскакивают и норовят за ногу схватить. На манометрах стрелка уперлась в красную черту, того гляди котлы лопнут. «Авария ведь будет!» - Петька-то пугается. «Ничего, - успокаивает его сопутствующий бес, - авось до Второго пришествия выдержат!» А кругом лозунги висят: «Выше адское соревнование!», «Навстречу Встречному», «Да здравствует тов. Антихрист!», «Встанем на ударную вахту в честь Страшного Суда!», «От каждого по труду, каждому по грехам!». И тут же в проходной на доске объявление: «Вопрос об отпусках будет решаться в день Страшного Суда. Адком». - «Видишь, Петька, как у нас, - бес-то говорит, - у нас порядок!»
И видит Петька - идут они по довольно чистому коридору, пепельницы в углах, двери с табличками, пишущие машинки стучат, служащие собрались в кучку, курят адские папиросы, о чем-то интересном судачат, курьерши проносятся с папками и стаканами чая. Все с ними здороваются, и бес сопровождающий всем приветливо кивает: «Здравствуйте! Адпривет!»
«Видишь, Петька, - бес поясняет, - учреждение у нас тут солидное - наркомат адский, Наркомад по-нашему, по-старому департамент, а я в нем - столоначальный московский бес по-бывшему, по-нынешнему - начглавк адских проделок. А вот наша приемная».
Видят: сидит в приемной за столом секретарша-чертовка, телефоны у нее звенят, она на них, как водится, ноль внимания, а на стульях посетители томятся, и кому-то, безликому и бесплотному, секретарша сурово так говорит: «Сатана Люциферович вас принять не может, он на важном совещании». - «Как же мне быть?» - пугается душа. «Не знаю как. На вас документация не поступала. Идите в Райкомад». - «Но туда тоже документация не поступала!» - «Ничего не знаю. Ждите Второго пришествия».
«Видишь, Петька, - бес-то поясняет, - тут у нас порядок! Бывают, конечно, мелкие недоразумения, но где их нет?»
И видит Петька - идут они другим коридором, и мрачный коридор такой, двери как в тюрьме и глазки в них. «Куда-то ты меня в тюрьму привел?» - Петька пугается. «А это самая наша внутренняя тюрьма и есть. Здесь у нас Адчека, во как!» И будто стены стали стеклянные, и видно сквозь них, что там делается. Сидит следователь хвостатый, а перед ним некто бесплотный. На столе «личное дело» с надписью «начато...», «окончено...» и даты. «Сознаёшься?» - спрашивает следователь. «Не виноват, не виноват!» - кричит душа. «Знаем мы вас, все вы не виноваты. Ты уж лучше сразу сознавайся, не то хужей будет!»
И видит Петька: в другой камере мордуют черти бесплотного, а сами для веселья патефон завели, танго крутят: «Там-та-та́м, да по морда́м там-та́м!» - «Брызги шампанского» называется. Еще дальше - вроде суда. Сидят за столом трое хвостатых, против них душа. «Ну так как, признаёте себя виновным?» - «Не во всем... то есть чуть-чуть, но без злого умысла. Я раскаялся, а Бог велел прощать раскаявшихся». - «Так то - Бог, а здесь - Адчека. До Бога далеко, до черта близко. Именем адского трибунала приговариваем тебя бессрочно!»
«Вот как у нас, Петька, - это бес-то. - На каждую душу "личное дело" от рождения до смерти, а потом следователь обрабатывает и - на трибунал. Трибунал у нас суровый - всех к бессрочной, у нас иной кары нет. Раз к нам попал - значит виноват. Бывает, конечно, по недоразумению праведная душа попадет - все равно. Следователь заставит подписать такое, чего в жизни не делал. А трибунал решает. Оправданий у нас не бывает - мороки много, да и нельзя свой престиж подрывать. Так-то, Петька! Отпрыгаете вы свое положенное там, наверху, и все к нам попадете. Тут мы вас расфасовываем. Ежли партийный - шпарь на коммунистическую улицу, ежли оппозиция - в оппозиционный переулочек, а комса - на комсомольский прошпект!»
И видит Петька - пустыня желтая, бесконечная, небо черное с овчинку, стоят бараки с решетками, и всё колючей проволокой перетянуто.
«Тут у нас зона и особый лагерный пункт, - бес поясняет. - Жить будешь вечно в бараках, спать на вагонке, выходить на общие работы, а есть баланду. Раньше-то вы, грешники, в котлах кипели да сковородки лизали, а теперь мы у вас, людей, научились, как с вашим братом посуровее расправляться. Пакостники вы, людишки, ох, пакостники! Теперь у нас, Петька, не ад больше, а "Адлагон" - Адский лагерь особого назначения. Сатана у нас - начлаг, а аггелы его - помощники по разным делам. Я сам в оперативной группе работаю, опером зовусь. Охрана у нас из бывших чекистов, им эта работа привычная. Вожди ваши у нас в придурках ходят - они к физической работе непривычны, кусошничают да чужие миски вылизывают. А бог ваш бородатый, Карла-Марла, у нас в аггельский чин произведен, вселяется он в людские души, и его оттуда не каждой молитвой выведешь».
«Ох и трепло же ты! - говорит Петька. - То у вас тут фабрика, то наркомат, то Чека, то лагерь, не пойму ничего, голова трещит с голодухи». - «Ад, Петька, есть место незнаемое, формы он не имеет, меняется аки хамелеон, каким его представишь, таким он тебе и будет. Ну да тебе это сложно, тебе нужны истины простые. Бытие определяет сознание, и всё тут».
Тут дым рассеялся, смотрит Петька, опять сидит он за столом в своей ячейке под портретом Карлы-Марлы, а против него - рабочий Чёртов. «Вот что, Петька, - говорит ему Чёртов, - надо мировую революцию спасать немедленно!» - «А как?» - «А вот как. Есть такая Черная книга, вроде она вашего "Капитала" будет. Прочтешь ту книгу, овладеешь ейной мудростью и будет тебе революция сразу и в мировом масштабе. Да вишь, хотят эту книгу захватить враги, так мы должны их упредить». - «Темно изображаешь, рабочий Чёртов». - «Да не Чёртов я, а черт натуральный. Пойми, дурачок. Предлагаю я тебе добыть для дела пролетариата Черную книгу. Добудешь книгу, прочтешь ее и будет тебе революция сразу и во всемирном масштабе. Это дело, Петька, научное и самим Карлой-Марлой предсказанное». - «Брешешь ты всё». - «Вот ей-богу, не вру! Какой мне смысл? Мне самому всемирная революция нужна. Вот уж покуролесим! Мы, черти, все революционеры от начала времен, ныне, присно и во веки веков! Мы против самого Бога бунтуем! В черном теле ходим, и мне даже странно такое от тебя слышать». - «Лады, - соглашается Петька, - давай сюда свою книгу, посмотрю, что за вещь». - «Книгу еще взять надо, а пока гони, Петька, заручительство, а то тебе помогать не буду. Души мне твоей не надо, нет ее у тебя, а вот сделай подлость, Петька: продай отца родного». - «Чего ты мелешь?» - Петька злится. «Да вишь, батя твой, пока ты в пролетариях состоял, забогател совсем в своей деревне, кулаком прямо-таки стал: коровенку вторую завел, лишнюю овечек пару и мешок зерна про черный день припрятал. Оно конечно, работал твой батя от зари до зари, по́том умывался, а все ж с пролетарской точки зрения кулак он и подлый богатей. Надо, Петька, непременно донести на него властям. Вот тебе бумага, тут и подписывай». Петька мнется. «Ну, что ж ты? - черт спрашивает. - А говорил, что для мировой революции ничего не пожалеешь, а, выходит, сам кулаков поощряешь?» - «Отец ведь...» - «Что ж, что отец, а коль он против беднейшего пролетариата и трудового крестьянства? Плохой ты комсомолист, Петька! Совсем ты гнилой интеллигент. Придется тебя разобрать на ячейке». И поднимается бес, чтобы уйти. «Лады, - говорит Петька, - давай, коли для мировой революции...»
После этого ведет бес Петьку к Сухаревой башне и туда же очкастого профессора доставляет...
Ну уж в другой раз, братцы. Нет, не просите, мо́чи нет. И рюмочкой не соблазните, ничего мне не надо, наплел я столько, что одно на уме - как бы поспокойнее уйти от греха. Разве что посошок принять... ну и другой... Ну уж ладно, задержусь немного, а уж вы меня, старого дурака, не выдавайте никоим образом!
Да... А уж полночь наступила, ветер, дождь хлещет - погода адова, и на улице в ту пору никого. Бес тут такого дождя-тумана напустил, что все завесой сокрылось, а Петька давай сухаревскую стену киркой долбить. Работают они, а черт над ними зонтик держит. Долб-долб - сначала дело худо шло, а потом вроде как покачнулась стена, Петька еще как махнет - тут гром страшный вдарил, потом говорили - в сухаревский громоотвод молния врезала, земля содрогнулась, стена разверзлась, и видят они - светится в ней яминка, а в той яминке книга лежит, золотом убранная. Петька было потянул к ней руки, а его как шарахнет, чуть не убило.
«Нет, - смеется бес, - тут нужны руки почище, а ты на родного отца донес. Берите-ка, почтенный профессор!» Профессор ту книгу взял, раскрыл ее, стал читать при свете фонаря и аж дрожит от радости: «Какой язык, - восхищается, - какая меткость, какая сочность!» А бес Петьку подталкивает: «Отбери у него книгу, у контры!»
«Отдавайте книгу! - Петька говорит. - Я стену киркой рубил, а вы ее только взяли». - «Я ее только прочту, сниму копию и вам отдам». - «Сейчас отдавай!» А бес нашептывает: «Для мировой революции ведь!»
