Джон Стотт - Второе послание к Тимофею

Второе послание к Тимофею

Общее предисловие

«Библия говорит сегодня» представляет нам серию книг, посвященных Ветхому и Новому Заветам. Авторы этих книг ставят перед собой три задачи: дать точное изложение и разъяснение библейского текста, связать его с современной жизнью и сделать это так, чтобы читателю было интересно.

Эти книги, следовательно, не являются комментариями, ибо цель комментариев — скорее прояснить текст, чем способствовать его применению. Они больше похожи на справочники, чем на литературные произведения. С другой стороны, нет здесь и чего–то вроде «проповедей», когда пытаются говорить интересно и в духе времени, но без достаточно серьезного отношения к Писанию.

Все, работавшие над серией, едины в убеждении, что Бог по–прежнему говорит с нами через Библию и что нет ничего более необходимого для жизни, здоровья и духовного роста христиан, чем умение чутко внимать тому, что говорит им Дух через Свое древнее — и вечно юное — Слово.

Предисловие автора

Последние пять лет я прожил, полностью погрузившись во Второе послание Павла к Тимофею. В воображении я как бы незримо находился рядом с Тимофеем, вслушиваясь в слова последнего призыва стареющего апостола и пытаясь постичь всю их глубину. Своими впечатлениями я делился и с другими людьми: осенью 1967 года — с прихожанами Церкви Всех Душ в Лондоне; в декабре 1967 года — с участниками городской миссионерской конференции; с участниками съезда в Кесвике в 1969 году; с многочисленными группами священников в Америке, Уэльсе, Ирландии, Новой Зеландии, Австралии и Сингапуре в разные годы; а также с некоторыми епископами англиканской церкви накануне съезда в Ламбефе 1968 года. Эти беседы укрепили во мне уверенность в том, что послания апостола необычайно актуальны сегодня. Особенно важно помнить о них молодым руководителям христианских церквей. Наша эпоха отличается полной неразберихой (порой вплоть до отступничества), и призыв апостола быть сильными, смелыми и стойкими обращен не только к Тимофею, но и к нам.

Для меня весь смысл послания заключен в двух совсем коротких словах su de («А ты»)[1], которые повторяются четыре раза. С них начинается призыв к Тимофею не терять индивидуальности, не поддаваться давлению общественного мнения и не подстраиваться под бытующие настроения, но быть твердым в своей вере и в стремлении к праведности. К этому призывает нас Бог. Я считаю, что в наше время подобное мужество столь же необходимо всем христианам.

Выражаю самую теплую благодарность моей секретарше, Фрэнсис Уайтхед, за ее энтузиазм и преданность работе в течение последних семнадцати лет. Полагаю, что эта рукопись запомнилась ей особо хотя бы потому, что стала косвенной причиной несчастного случая, в результате которого у Фрэнсис оказалась вывихнута нога!

Введение

Епископ Хэндли Моул признавался, что ему ни разу не удавалось прочитать Второе послание Павла к Тимофею и «остаться равнодушным»[2]. Действительно, обращение Павла звучит проникновенно. Стоит лишь представить апостола, томящегося в мрачной, сырой темнице в Риме. Для него существует лишь один способ выбраться оттуда — это смерть. Его апостольский труд к этому времени завершился. Он может смело сказать: «Мои ристалища уже позади». Теперь его единственная цель — не допустить, чтобы христианская вера бесследно исчезла после его ухода; своим последним долгом он считает необходимость передать эту чистую, непорочную веру грядущим поколениям. В этом — весь смысл его Послания к Тимофею. Тимофей должен любой ценой сохранить полученные знания и передать «верным людям, которые были бы способны и других научить» (2:2).

Чтобы в полной мере оценить смысл послания и силу его воздействия, следует обратить особое внимание на четыре важных момента, связанных с его написанием.

1. Это послание действительно написано Павлом

Ранняя церковь никогда не ставила под сомнение подлинность трех Пасторских посланий. Первые ссылки на них встречаются в коринфском послании Климента Римского, датированном 95 годом н. э., в посланиях Игнатия и Поликарпа, написанных в первые десятилетия второго века, и, конечно, в работах Иринея, датируемых последними годами того же столетия. В каноне Муратория[3], появившемся около 200 года н. э., авторство всех трех Посланий приписывается апостолу Павлу Единственным исключением стал канон еретика Маркиона, отлученного от Римской церкви в 144 году н. э., в котором он отверг эти (и другие) послания Нового Завета. В четвертом столетии Евсевий считал, что обнаружено «четырнадцать посланий Павла», подлинность которых «не вызывает сомнений»; в качестве четырнадцатого он включает Послание к Евреям, хотя некоторые исследователи (добавляет он) считают, что послание это написано не Павлом[4].

Подобное отношение к подлинности Пасторских посланий сохранялось вплоть до 1807 года, когда Шлейермахер отказался признать, что автором Первого послания к Тимофею был апостол Павел, а в 1835 году то же самое сделал Ф. С. Бауэр: он усомнился в подлинности Второго послания к Тимофею и Послания к Титу. С тех самых пор ученые в этом споре разбились на два лагеря: одни обрушиваются на Пасторские послания с мощной критикой, другие горячо их защищают. О взглядах первых можно узнать подробнее, обратившись к работе П, Н. Харрисона «Проблема Пасторских посланий» (1921), а тщательно проработанные аргументы в пользу авторства Павла можно найти в комментариях Уильяма Хендриксена[5] и Дональда Гатри[6]. В данной работе предмет этого спора рассмотрен лишь в общих чертах.

Ключом к пониманию проблемы должно служить то, что в первых стихах всех трех посланий их автор четко и торжественно называет себя апостолом Павлом. К тому же он упоминает о том, что прежде был «хулитель и гонитель и обидчик» христиан (1 Тим. 1:12—17), что «по славному благовестию блаженного Бога» был «поставлен проповедником и Апостолом» (1 Тим. 1:11; 2:7; 2 Тим. 1:11) и пострадал за Христа (например, 2 Тим. 1:12; 2:9,10; 3:10,11). Кроме того, индивидуальность апостола проявляется в этих посланиях очень ярко. Хэндли Моул писал о Втором послании к Тимофею: «В каждой фразе послания ощущается личность. А ни один человек, даже того же возраста, подделывая текст, не смог бы подделать индивидуальность»[7]. Именно поэтому даже те, кто оспаривает авторство Павла, допускают, что в текст все же включены подлинные фрагменты, написанные апостолом.

Те, кто подвергает сомнению авторство Павла, приводят в первую очередь доказательства исторического характера. Акцентируется внимание на выдержках из посланий, где упоминаются посещения Павлом Ефеса и Македонии (1 Тим. 1:3), Крита и Никополя (Тит. 1:5; 3:12), Рима, Троады и Милиты (2 Тим, 1:17; 4:13, 20). Далее указывается, что это противоречит записям Луки в Деяниях, где он описывает путешествия апостола. Следовательно, автор или полностью сфабриковал маршрут или, в лучшем случае, описал подлинные визиты, но подтасовал даты. Но если апостол, освободившись из заключения в Риме, возобновил свои походы (как он сам рассчитывал и как утверждает традиция) вплоть до самого ареста, то события развивались в ином порядке (в чем мы вскоре убедимся). В этом случае нет никаких оснований обвинять автора в подтасовке. Критики, оспаривающие авторство Павла, приводят также аргумент литературного характера. Они утверждают, что Пасторские послания отличаются от остальных десяти посланий (и даже от всего Нового Завета, по утверждению некоторых), приписываемых Павлу, по своему стилю и языку. Они пытаются выделить характерные выражения, которые Павел употребляет в десяти посланиях и которые в Пасторских посланиях отсутствуют. Однако в Пасторских посланиях личность Павла проявляется по–прежнему ярко и в стиле, и в языке. А различия вполне можно объяснить иным временем, иной ситуацией и иной темой. «Великие души неповторимы», — пишет Е. К. Симпсон[8].

Третий, богословский аргумент встречается в различных формах. Одни утверждают, что в ранних посланиях Павла о Боге (Отец, Сын и Дух Святой) и об идеях благодати, веры, спасения и дел говорится несколько иначе. Подлинность же Пасторских посланий вызывает сомнения. Но эти сомнения напрасны: Пасторские послания не повторяют, а развивают тему «Бога — нашего Спасителя». Ради искупления грехов наших Он допустил смерть и воскресение Своего Сына. Он и сейчас дарует нам милость Своего прощения и преображения Духом Святым, чтобы наша жизнь стала добродетельной. Другие критики считают, что ересь, с которой спорит Павел в Пасторских посланиях и основными чертами которой являются отрицание воскресения, тяга к аскетизму, «басни» и «родословии бесконечные», — не что иное как развитый гностицизм второго столетия. Возможно даже, гностицизм Маркиона. Однако здесь не принимается во внимание, что несколько раньше Павел выступал против ереси колоссянской, схожей с иудейской (например, Тит. 1:10,14; 3:9; 1 Тим. 1:3–11). Четвертый аргумент можно назвать церковным. Он состоит в том, что в Пасторских посланиях упоминаются церковные структуры, похожие на церковные структуры второго столетия, даже на монархический епископат, на который ссылается в своих записях епископ Игнатий Антиохийский. Некоторые критики находят атмосферу Пасторских посланий слишком «церковной» для Павла. Эрнст Касман[9], например, цитирует заявление Мартина Дибелиуса о том, что Пасторские послания «знаменуют собой начало проникновения буржуазного мировоззрения в церковь». Сам он также не верит в подлинность посланий, «центральной богословской темой которых стала церковь», «Евангелие ставится превыше всего», а образ Павла «почти растворился в церковном благочестии»[10]. Нельзя считать объективным подобное суждение, так как уже в самых ранних своих посланиях Павел подчеркивает высокое предназначение церкви и христианского служения. А Лука рассказывает, что Павел посвящал в духовный сан старейшин каждой церкви и делал это, начиная с первого своего миссионерского похода (Деян. 14:23). Вполне логично, что и в Пасторских посланиях он дает указания, как выбирать церковных руководителей, кого на какие должности назначать, как проводить богослужения и сохранять вероучение. Бесспорно, что он пишет о той же церкви и тех же богослужениях, что и в предыдущих посланиях. Но ни о монархическом епископате, ни о тройной церковной иерархии там не говорится, потому что «епископы» и «старейшины» — те же самые люди.