Стивен Левин - Кто умирает?
Все свои знания о смерти дети черпают из своего непосредственного окружения. Поэтому страх родителей часто передается им.
Имеется классическое психологическое описание отношения к смерти «среднего ребенка». Говорят, что до двух лет у детей нет вообще никакого представления о смерти. Она просто не существует. Для них это еще одно бессмысленное сотрясение воздуха. Между двумя и четырьмя годами у них, по-видимому, развивается представление о том, что умирают не навсегда. «Мой дедушка умер; когда он приедет к нам снова?» «Моя собачка умерла», – однако ребенок продолжает оставлять пищу для Тузика. Умирают не навсегда. Каждый уходит и приходит. Но когда дети взрослеют и достигают школьного возраста, они много разговаривают, обмениваются идеями, учатся и становятся общественными существами. Они уже знают, что нужно делать со своим естеством для того, чтобы стать приемлемой частью мира. Они уже стали окультуренными. Они начинают разделять традиционные взгляды, которые заимствуют прежде всего у родителей. В эти ранние школьные годы часто можно видеть, что ребенок относится к смерти как к чему-то внешнему. Смерть с косой. Смерть придет и заберет вас.
Дети растут дальше, и в средней школе они осознают себя важной частью мира. И тогда смерть рассматривается ими как исчезновение, словно ваш свет кто-то тушит. Теперь смерть – это абсолют, который сметает все. Это чувство постепенно развивается, – у подростков оно становится значительным страхом смерти. Интересно, что чем старше ребенок, тем большее неудобство он чувствует по отношению к смерти. Очевидно, что чем старше он становится, тем дальше он отходит от истины. Изначальная вера ребенка в то, что смерти не существует, что это всего лишь еще один момент жизни, гораздо ближе к истине. Создается впечатление, что чем больше времени человек проводит в теле, тем больше он считает, что тело – это единственная реальность, и его потеря равносильна потере жизни. По всей вероятности, чем меньше ребенок, тем теснее его контакт с бессмертием и тем меньше боязнь перемен.
Поскольку дети обладают большей верой и более тесным контактом с бессмертием, смерть им не кажется проблемой. Кажется, что самой большой проблемой умирающих детей является страдание, которое они причиняют своим родителям. Ребенок нередко чувствует себя виновным за то, что создает такой дискомфорт. Мы, взрослые, увлекаясь эгоцентрическими отношениями, иногда забываем, что забота о наших близких проявляется двояко. Мы забываем, как наши дети привязываются к нам, как они переживают за нас. Хотя они могут быть непослушными и делать то, что мы им запрещаем, по существу, они очень заботятся о счастье своих родителей. Я видел, как дети умирали, в значительной мере приняв смерть (хотя, конечно, они не любят физических неудобств). Больше всего неприятностей им доставляло горе их родителей. Я видел, как дети цепляются за тело и пытаются выжить не для себя, а для того, чтобы облегчить страдания близких.
Одна наша знакомая, которой сейчас уже за тридцать, в десять лет лежала в палате для смертельно больных детей, которым делали открытые операции на сердце. Она рассказывала: «Все ребята знали, что их ждет. Но относились они к этому очень легко. Страха почти не было. Было довольно весело. Кроме тех дней, когда приходили родители и приносили с собой беспокойство и страх. Это на некоторое время омрачало обстановку. Все мы знали, что можем умереть. Я помню даже одного мальчика, который выглядел настолько здоровым, словно у него только сломана нога. Всем казалось, что он попал к нам случайно. Но он сказал, что скоро умрет, и действительно умер через две недели».
Самой маленькой из серьезно больных детей, которых я видел, была девочка пятнадцати месяцев, которая умирала от невробластомы – рака, который начался еще в утробе. Это генетически программируемая мина замедленного действия, развивающаяся после рождения и лишающая ребенка возможности жить в теле, в которое он вселился совсем недавно. В течение восьми месяцев Сара проходила лечение в больнице. Я заметил, что пока рядом с ней был только я, она лежала в кроватке довольно спокойно. Казалось, что она о чем-то задумалась. Но как только в палату входили ее родители, ребенок сразу же становился возбужденным и беспокойным, отражая их замешательство. Родители, видя его смятение, уходили в больничное кафе с еще большей тяжестью на сердце. «О, мой ребенок так расстроен тем, что происходит». Поскольку они не знали, как ребенок ведет себя без них, они видели только отражение в нем своих чувств. Они никогда не видели, как хорошо девочке, когда она остается одна.
Разговаривая с родителями впоследствии, я почувствовал разногласие и ссору между ними. Муж взял отпуск с работы на несколько недель, чтобы побыть вместе со своей дочерью, но поскольку болезнь дочери могла продлиться еще некоторое время, он чувствовал, что должен вернуться на работу. У его жены начиналась истерика, когда она понимала, что должна будет «остаться одна с бедной Сарой». Напряжение и возмущение нарастали. Жена считала, что ее муж бессердечен, поскольку хочет вернуться на работу. Он видел, что она не понимает, как сильно он страдает и как важно ему вернуться в знакомое окружение. Их дочь умирала, а вместе с ней и их отношения.
Продолжая наш разговор, вскоре мы убедились, что, каким бы ужасным ни представлялось им то, что случилось с Сарой, оно не было неестественным. Это была данность, которую они не могли по своему желанию устранить. Перед ними был выбор: уступить страху и раздражению – и тем самым усилить болезненность переживания для всех участвующих сторон, или же полностью войти в него с любовью, заботой и взаимной расположенностью, которые помогли бы преодолеть разделенность, нередко рождающуюся в трудную минуту. Каким-то образом они увидели, что это не просто бедствие, которое выпало на их долю, но и закономерный этап развития Сары и их тоже. Они поняли, что у них есть возможность такого отношения к происходящему, о котором до сих пор они даже не подозревали. Отец ребенка сказал: «Знаете, я молюсь, чтобы с девочкой было все в порядке и чтобы нам с женой было дано понимание, почему все случилось именно так, но на мои молитвы никто не отвечает». Когда он говорил, я чувствовал, что, возможно, если бы его жена стала на колени рядом с ним, когда он молится, в это мгновение на его молитву ответили бы.
Процент разводов среди пар с одним ребенком, который умер, очень высок. Возможно, это объясняется тем, что они не открываются горю друг друга, не принимают текущего мгновения и не пускают друг друга в свое сердце. Родители должны помогать друг другу открыться страданию, принять его и позволить сердцу раскрыться, стать ранимым и чувствительным к истине. Смерть ребенка дает возможность достичь глубокого понимания, заботы и любви.
Оказалось, что родители Сары дошли уже до последней черты и были готовы на все, даже на то, чтобы открыться своим страхам и ожиданиям. В последующие недели Сара стала заметно спокойнее, поскольку со стороны родителей она не чувствовала больше такого сильного страха. Любовь, которую ее родители могли разделить с ней, позволила ей стать спокойной и умереть с умиротворенностью на лице.
Знание о том, что привязанность работает в обоих направлениях и что дети также стремятся защитить своих близких, не означает, что родители должны скрывать свои эмоции, чтобы не смущать больных детей. Это значит, что они должны отпустить все разделяющие их барьеры, разделить страдание открыто и с любовью, поработать вместе для того, чтобы принять данность текущего мгновения. Мост между известным и неизвестным – всегда любовь.
Знакомая медсестра ухаживала за шестилетним мальчиком, который находился в глубокой коме в течение шести месяцев. Его отсоединили от системы поддержки жизни, от которой зависело существование его тела, но он не умирал. Вместо этого он оставался неподвижным, хотя вес тела уменьшился до девяноста фунтов. Это была упрямая горстка плоти, которая уже не могла жить, но и не желала умирать. Родители не могли на него смотреть и прекратили посещать его. Никто не мог понять, почему Марк живет и на чем держится в нем жизнь.
Однажды сестра провела всю свою смену с Марком. Хотя его тело было таким же безжизненным, когда она говорила с ним, она каким-то образом знала, что он ее слышит. Она не могла рационально объяснить это, но все же доверяла своему сердцу. Вначале она хотела растереть ему кремом тело, но затем решила смазать кремом его руки. Потом она взяла его на руки и начала разговаривать с ним: «Посмотри на это тело. Оно не сможет больше служить тебе. Тебе не стоит больше за него держаться. Зачем ты цепляешься за него? Почему бы тебе не отпустить его?» Затем Элизабет включила музыку и рассказала ему свою любимую историю о куколке и бабочке, сказав, что ему пришло время покинуть это тело и стать бабочкой. Разговаривая с Марком, моя знакомая чувствовала, что он ее слышит. Она начала петь для него и все время говорила, что если он отпустит тело, все будет хорошо. К концу дня у нее возникло интуитивное понимание того, что, возможно, источник проблемы не в том, что ему не позволяют умереть, а в том, что он беспокоится о своих родителях. Его привязанность к ним была такой сильной, что он нуждался не только в разрешении умереть, но и в знании, что им после этого тоже будет хорошо.
