Стивен Левин - Кто умирает?
То, что мы обычно называем счастьем, есть способность повторять прошлые удовольствия. Стремление к счастью – это попытка удовлетворить старые желания. В самой природе желания – чувство неполноты, несовершенства. Мы видим, что эта жажда порождает то, что можно назвать умом «если только». Желание говорит нам: «Если только я куплю новую спортивную машину, я буду счастлив» или «Если только я добьюсь этой должности, этой встречи, этих денег, которые мне так нужны, тогда все будет о'кей». Однако чем больше ум желает получить объект, все еще не материализовавшийся в его мире, тем меньше он осознает происходящее. Он уплывает в будущее или мечтает о прошлых удовольствиях. Весь мир сужается до одного желания, до одной спортивной машины, награды или милого личика. Весь мир исчезает в ожидании, и жизнь снова оказывается потерянной, проданной за призрак, существующий в сознании. Мы редко встречаемся с реальностью непосредственно; чаще мы видим лишь ее плоские тени, которые она отбрасывает в уме.
Желание может быть довольно болезненным, потому что это чувство, что у вас чего-то нет, стремление к чему-то большему. Настоящее неудовлетворительно, потому что оно не содержит желаемого объекта. Чем сильнее желание, тем большую неудовлетворенность настоящим чувствует человек.
Желания могут быть очень тонкими. Они не обязательно должны иметь своей целью столь осязаемое приобретение, как покупку спортивной машины или завоевание первого приза. Это может быть утонченное желание того, чтобы ваши дети были здоровы. Это может даже быть желание ясности. Неважно, каков объект желания; желание – это всегда сужение восприятия до объекта, которое заставляет нас забыть о пространственности, потерять гармоничность жизни. Объект желания не имеет никакого значения, поскольку ум закрывается и начинает страдать под воздействием любого желания. Сексуальное желание и желание счастья в равной мере ограничивают сознание. Неважно, что является объектом желания: золото или спокойствие. Интересно отметить, что счастье, которое ищут, оказывается потерянным, когда естественный ум замыкается вокруг очертания его мимолетной тени. Мы теряем счастье, стараясь обрести его.
Природа желания такова, что мы отворачиваемся от текущего мгновения в поисках «чего-то еще». Ваш поиск «лучшего манго» или «самой модной спортивной машины» имеет в своей основе чувство неудовлетворенности. Затем наступает мгновение удовлетворения. Это момент перехода от неимения к обладанию, который имеет место, когда вы мельком видите желанное манго. Вы радуетесь: «О, какое оно желтое! Какое это прекрасное манго!» Манго оказывается в вашей руке, и за этим следует мгновение покоя. В течение короткого времени у вас в уме нет желаний, а в теле чувствуется необычайная легкость. Вы переживаете спокойствие не потому, что получили желаемое, а потому что какое-то мгновение другие желания не заслоняют от вас радости и спокойствия вашей глубинной природы. То, что мы называем удовлетворением, – это мимолетное переживание безграничности, которая лежит в основе всего. Внезапно облака расступаются, и мы видим яркое солнце. Болезненных устремлений больше не существует. Ум на какое-то время становится целостным. В это мгновение нежелания ум становится подобным чистому пруду, по поверхности которого больше не бегут волны, и поэтому сквозь толщу прозрачной воды мы видим, что находится на дне. Мы переживаем мгновенную причастность к радости, которая наполняет нас, когда мы приближаемся к своей подлинной природе.
Через какое-то мгновение это удовлетворение исчезает, а на смену ему приходят другие желания, которые призваны защитить мое новое приобретение. Я хочу теперь спрятать манго, посадить семечко в землю, получить из него как можно больше. Свобода оказывается потерянной среди других желаний, защитных реакций и корыстных намерений.
Вы купили новую спортивную машину и на какое-то время освободились от желания. Вы чувствуете легкость, счастье, радость, даже любовь по отношению к объекту, который помог вам пережить это мгновение освобождения. Затем вы слышите, как на улице едет паровой каток, подбегаете к окну и напряженно произносите:
«Только бы он не задел мою машину. Мне нужно было поставить ее в подворотне. Надеюсь, я ее хорошо застраховал. О, если я теперь постоянно буду так беспокоиться, мне с самого начала не нужно было ее покупать!» Возникает желание, а за ним следуют страх и неудовлетворенность. Наше чувство целостности оказывается потерянным в попытках защитить объект желания от постоянного потока перемен.
Желание является результатом непроявленных особенностей ума. Оно несет в себе отпечатки предыдущих переживаний. Это память о приятном, которое ум пытается воссоздать. Отход от воспоминаний сопровождается недовольством. Память создает как желание, так и страх, стремление к тому, чтобы вещи были не такими, какими они есть. Каждая мысль, чувство или ощущение, возникающее в уме, проходит через фильтр бессознательных тенденций и предпочтений. Ум напоминает морскую волну; она то тянется за чем-то на берегу, то снова выбрасывает его на берег. В непрекращающемся возбуждении ум ищет спокойствия, которое он находит лишь в мгновения удовлетворения и отсутствия желаний. В такие мгновения мы обнаруживаем, что каким-то образом нам все же удалось подобрать ключ к пространственному чувству безмятежности. В основе стремления к удовлетворению, возможно, лежит присущее нам влечение к истине, которое мы называем «тоской по Богу». Это желание быть причастным к Единому. Несовершенство наших желаний только в том, что они слишком мелочны. Это желания «мои» и «для меня». Они не включают в себя вселенную. Это желания того, чего у нас нет, а не нас самих.
От мгновения к мгновению мы ищем удовлетворения. Изо дня в день мы тоскуем по завершенности, которой наш ум не переживает в своем постоянном стремлении и отмежевании. Так мы переходим из жизни в жизнь с мыслью: «Если б только эта жизнь оказалась приятной!» Эти бессознательные тенденции отражают тонкие привязанности ума, которые он накопил в течение многих миллиардов лет существования. Это предпочтения, рождающие ожидания, и модели, под которые мы пытаемся подогнать реальность. Но когда эти тенденции проявляются в уме, который помнит о своей пространственности и развивает доверие к ней, тогда осознание не сжимается до отождествления, а остается широким и открытым. Осознание замечает каждый объект по мере его прохождения, однако никогда не забывает себя. Мы признаем пространственность, в которой дает свои представления наш ментальный цирк. Львы и тигры, шуты и канатоходцы – все присутствуют здесь, но рассматриваются всего лишь как игра ума. Как проекции прошлого в настоящее. И поскольку нет никакого отождествления, поскольку цирк не считается «моим», мы просто наблюдаем за представлением. Пышность и помпезность, цвета и движение – все это мы ценим, но видим в нем лишь событие на сцене, которое, по существу, не реально, лишь мимолетное празднование какогото давно забытого праздника. Эти бессознательные тенденции, хотя они и могут порождать форму за формой в пантомиме ума, не вызывают больше отождествления. И мы наблюдаем, как они утрачивают свою ценность, подобно воздушным акробатам, которые после выступления раскрывают свои парашюты и приземляются на землю. Наш ум всегда остается спокойным, стабильным и осознающим. Фактически, желания продолжают возникать и исчезать, рождаясь под влиянием бывших устремлений и страхов, вожделений и отвращений, еще очень долго после того, как мы стали равнодушными к содержимому сознания.
Возникает вопрос: «Зачем играть в осуществление каждого желания? Почему бы не прервать эту игру в середине и не отправиться на поиски источника удовлетворения внутри?»
По мере того как мы начинаем отпускать отождествление с умом, мы открываем, что существуют другие способы открытия подлинной пространственности ума. Иногда в глубокой интроспекции, в медитации или в минуты покоя мы выходим за пределы своих привязанностей, и наш ум становится безоблачным, когда ничто не препятствует проявлению присущей ему радости. Его просторы так широки, что волны энергии прокатываются по телу, принося нам удовлетворение, по сравнению с которым бледнеет даже удовольствие от секса. При этом высвобождается естественная энергия ума. Привязанности сохранялись так долго, и теперь мы, наконец, переживаем безбрежность и силу нашей глубинной природы. Мы переживаем радость, которая в дзэн называется Единым Умом, светящимся изнутри.
Мы работаем не для того, чтобы приобретать новые безделушки или «становиться лучшей личностью», а для того, чтобы отпустить кажущуюся закрепощенность ума. Желания проникли в нас так глубоко благодаря нашему постоянному вниманию к нему и неправильно понятому отождествлению с ним. И вот теперь, пробуждаясь, мы видим, как глубоко вошла в нас эта жажда и как ум боится внешней жизни. Наши желания дают нам возможность сделать что-нибудь во внешнем мире, где, кажется, мы можем оправдать свое существование только действиями. Отпускание того, что блокирует наше естество, означает, что мы начинаем легко играть с желаниями. Мы больше не относимся к ним как к чему-то серьезному.
