Академия святости + Рассказы - Роман Алимов
— Я сейчас, вы пока… — торопливо проговорил садовник, указывая на кровать рукой, приглашая Наташку присесть.
Наташа села, а хозяин квартиры сразу же вышел и закрыл дверь, шурша замком с обратной стороны.
— Э-э-м, вы там ненадолго, мне хозяевам бумаги нужно… — вытянув шею громко произнесла девушка.
Рассматривать квартиру не хотелось, правда, она заметила, что мысли отступили и уже пропало желание выть и рвать сердце, поэтому она, облокотившись о спинку, закинула ногу за ногу и поправила короткую юбку, против которой часто возмущалась ее мать.
Внезапно, за стеной послышался гул или рычание, а затем резко ударили несколько раз, быстро, быстро. Наташа дрогнула и сжалась от неожиданности. Стук усилился, и она поняла, что стучат внутри шкафа. Затм шум утих в одно мгновение, лишь скрип от двери медленно пролетел по комнате. Наташа оцепенела, и пытаясь что-то сказать промычала.
За окном зашевелились ветки. В тенях, что падали, от листьев на шкаф Наташа рассмотрела силуэт человека.
Мычание, шло от фигуры, что медленно выползала в комнату из дверцы.
— Э-эй садовни-и-к, что у вас здесь, вы гд-е-е?! — тихо прохрипела девушка, потеряв голос. Дернувшись, обернулась в сторону окна, за которым, в тени кустов поблескивал золотой зуб, с кривой улыбкой. Садовник одобрительно качал головой. Дыхание ее ускорилось, глаза округлились от ужаса, ладони стали мокрыми, обдало холодом как из ледяной проруби. Повернувшись к шкафу, она обнаружила прямо перед собой крупное и чудовищное создание, что разглядывало ее вплотную.
Это был человек, но удивительно высокого роста, почти такой же, как тот шкаф, что занимал полкомнаты, и точно такого же цвета. На существе лохматились волосы. Нет, это были не волосы, а настоящая шерсть, как у дикого, непричесанного животного, которого никогда не касалась машинка профессионального грумера. Одежда животному была вовсе без надобности, плотный слой черной шерсти покрывал всю кожу, лишь глаза и красноватый рот несколько проглядывали из-под зарослей.
Создание тихо мычало и сопело.
— Бежать, — мелькнула готовая мысль.
Не успела она шевельнуться, как существо схватило ее, разорвав блузку, и с легкостью швырнуло девушку на пол. Больно ударившись плечом, поднялась на колени, страх взорвался, парализовав тело, ноги совсем не слушались, руки отказались подчиняться, и Наташка снова шлепнулась лицом на новенький и гладкий ламинат, завыв от острой боли в переносице.
Волна гусиной кожи поползла вверх, покалывая от тяжелой шерсти лодыжки, бедра, спину. Нитями, прокатилось по затылку вязкое дыхание, стекая к лицу. От смрада и тяжести, что почти расплющила ее, закружилась голова, совсем как в тот день, у гадальщиц и Наташа, не выдержав, отключилась.
Темнота. Сквозь закрытые веки слегка проступает свет, но глаза страшно открыть. Пришла в себя и ощутила, что сидит. Плечо совсем не болело, ощупала одежду — целехонькая. Распахнула ресницы.
Рядом возился садовник, занимаясь кустом. Слегка качалась подвесная скамейка, на которой сидела Наташа, и обдало ветерком. Не оборачиваясь, бросив бумаги, стремительно рванула к воротам, к выходу. Неслась по траве босиком, по гальке, газону, через камни и парковку, выскочила за ворота и не обращая внимания на возглас охранника, понеслась в сторону остановки.
Добралась до квартиры и разрыдалась, усевшись за запертой дверью. Сердце терзалось, душа мучилась от произошедшего, но Наташка не могла понять, как она оказалась снова на скамейке, почему ее тело предательски скрыло произошедшее.
Пытаясь прийти в норму, добралась до ванной. Вода всегда помогала ей снять накопившиеся мысли, эмоции, что приклеились за день, так получилось и сейчас. Холодные струи, сбиваясь в ручейки, уносили за собой испуг и страх, капля за каплей стекали ужас и обида.
«А может, привиделось, может я уснула, на скамейке? — мысли окутывали, создавая новые вопросы, — А что, если меня чем-то напоили, накололи…подсыпали… хотя нет. Рваная одежда снова стала целой? Неужели бывают такие сны… Но, что, если это гипноз, внушение? Почему нос снова цел…»
Проводя рукой, ощутила на животе незнакомый выступ на коже, мутными от воды глазами всмотрелась и сердце снова забилось, в такт пулемета, что только приступил к поражению цели.
На коже, грубыми рисками с выступающим, давно зажившим рубцом разместился мастерски выполненный шрам. Не веря глазам, Наташа ощупывала искусный разрез надвое.
— Но… этого не может быть. Как… рубцы? Да им уже год наверно, но откуда?! — вернувшись в комнату, душу опять придавило словно рельсой. Наташа уселась в старое кресло, уставившись в золотистое, мигающее пятно на стене, что приходило вместе с темнотой.
Неделя
Работать совсем не хотелось, слез не оставалось, есть не получалось. За прошедшие дни Наташка истощилась и потеряла силы, не выходила на улицу. Клиенты словно чувствовали, никто за неделю не позвонил, не пришел. От безделья сидела и рисовала на ногтях, что приходило в голову. За последний год Наташа привыкла работать под настольный фонарь, чтобы не пропустить вечернее включение, уличного светофора. Тот свет стал ее товарищем, она ждала огонек как старого приятеля, который приходит всегда, вне зависимости от настроения и обстоятельств. Но сегодня, впервые с наступлением сумерек, свет не заиграл на стене. Выходить боялась, но хотелось обязательно выяснить, что случилось и почему нет привычного мерцания.
Вышла в подъезд, спустилась на улицу и обойдя соседские пристройки, что хаотично стояли одна над другой, оглядываясь, подошла к своему окну. Развернулась в сторону перекрестка и молча, без эмоций, наблюдала за пустой дорогой. Не двигаясь и не моргая, простояла там несколько минут, и с мертвым выражением на лице направилась назад в квартиру.
На дороге совсем не было светофора, не было и ямы от него и даже места, где он мог бы раньше
