По ступеням веры - Митрополит Антоний (Блум)
Далее, вопрос свободы. Свобода также стала политическим словом, вместо того чтобы просто определять отношения между людьми. В одном месте Ветхого Завета говорится: отпусти пленников на свободу[84]. И мы немедленно думаем о рабстве и т. д. Но понимаем ли мы, что очень многие в нашем окружении находятся в оковах, являются пленниками того, что мы называем своей «любовью» к ним? Когда мы говорим ребенку, или взрослому человеку, или группе людей: «Я знаю, что для тебя лучше, и тебе придется быть счастливым так, как я решу», – мы надеваем на них оковы. Не требуется даже попадать в страну вроде советской России, где тоталитарный режим, где одна-единственная партия определяет, что для вас хорошо или как вам быть счастливыми (это относится к семье, к работе, к Церкви, к любой организации). Я не говорю, что так не должно быть в армии; одни приказывают, другие подчиняются – это совсем другое положение. Чтобы быть эффективным, организм должен быть выстроен иерархически, должны существовать руководство и цепочка подчиненности. Но когда я только что говорил о свободе, я не это имел в виду.
Я предложу вам несколько направлений, по которым вы можете продумать вопрос о свободе, если у вас будет время вспомнить мою беседу. Слово свобода на разных языках употребляется по-разному. В западноевропейских странах есть слово, основанное на латинском libertas; слово восходит к дохристианскому римскому праву, где оно определяло общественное положение ребенка, родившегося свободным от свободных родителей. Но оно также предполагало, что этот ребенок, для того чтобы остаться свободным и быть достойным своего положения, должен содержаться в строгой дисциплине, ибо свобода всегда связана с самообладанием. Если вы не в состоянии владеть собой, вы несвободны. Да, с точки зрения закона вы, может быть, свободны, вы пользуетесь всеми привилегиями, какие дает вам ваше положение в обществе. Но если вы наркозависимы, если вы в плену пьянства, разврата, страха, любого отрицательного чувства, вы – раб и просто выдрессированы вести себя так, будто вы свободны. Так что свобода в том смысле, какой римский закон придавал слову libertas, это состояние того, кто благодаря дисциплине, суровой тренировке, воспитанию научился так владеть собой, что может распоряжаться собой самовластно. То есть перед лицом опасности – противостать опасности, перед лицом долга – выполнить долг, уметь повелевать себе. Вот что лежит в основании понятия свободы. Если мы не способны повелевать себе, мы несвободны, что бы ни думало о нас общество или внешний мир.
Английское слово freedom, также очень говорящее и интересное, далеко ушло от своих корней. Я не ученый-филолог, и поэтому мне приходится прибегать к этимологическим словарям, чтобы лучше понимать английский язык, который я выучил слишком поздно, чтобы знать его так, как знает настоящий британец. Таким образом я обнаружил, что слово freedom происходит от санскритского корня, который значит любить или быть любимым, а как существительное – мой любимый, моя возлюбленная. Народ, живший в очень отдаленной древности, воспринял свободу как взаимоотношение любви, а не юридическое отношение, не иерархическое положение. Это взаимоотношение, когда двое (или больше) смотрят друг на друга с глубоким почитанием, с изумлением и отзываются любовью – а любовь означает самоотдачу, открытость другому, принятие другого и отдачу себя ему. Разве это не замечательно?! Это очень далеко от того, что мы называем свободой не только в политике, но и в семейной жизни, когда ребенок, подросток говорит родителям: «Я хочу быть свободным», – что означает: «Хватит с меня вашей покровительственной и порабощающей любви, я хочу жить так, будто вы не существуете». Это, по существу, именно отрицание свободы.
Нам следует продумать заново отношения свободы между индивидами, между классами, между народами, между теми, кто в силу необходимости связаны взаимными иерархическими отношениями. Потому что если свобода не становится взаимоотношением любви, она становится напряжением между порабощением и бунтом, а это совершенно не то, чем должна быть свобода.
И наконец, русское слово свобода означает быть самим собой. Разве не замечательно, что эти три слова – libertas, freedom и русское свобода — указывают нам путь? Libertas означает, что я родился со всеми правами человека, но не могу обладать ими, если не владею самим собой. Freedom: напрасным будет мое самообладание, если оно не ведет к отношениям любви с моим ближним; а если ближний не способен любить меня, я должен любить его вплоть до готовности отдать жизнь за него, то есть жить изо дня в день и, если понадобится, умереть за него. И только в таком случае я могу сказать про себя, что я свободен: я стал самим собой, то есть достиг зрелости, подлинной зрелости человека.
Вот основоположные ценности, которые я считаю чрезвычайно важными в нашем сегодняшнем мире. Они всегда были важны, но в современном мире столько запутанности, столько сомнения, и страха, и трусости, и самолюбия, и лицемерия, что нам следует брать за пример организованные сообщества, которые основаны на самоотдаче, как, например, армия – на храбрости, мужестве, служении. Мы должны учиться дерзновению, и это, осмелюсь сказать, относится и к Церкви. И только тогда древний воинский символ – меч, символ, который в Средние века говорил о чистоте, о защите слабого, о том, кто строит общество, достойное человека, – вновь обретет свое подлинное значение. Я вижу, как это сбывается в этой стране, когда нас призывают быть ответственными, перестать быть младенцами, перестать быть рабами, перестать быть меньше того, чем мы можем быть или что можем сделать, когда мы поднимаемся во весь наш человеческий рост, берем свою судьбу в собственные руки и строим общество, достойное прошлого этой великой, благородной страны.
Спасибо, что вытерпели меня.
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ (Заданные
