Святые наших дней - Митрополит Иларион
На основании многолетнего опыта общения со старцем Силуаном отец Софроний рисует такую картину взаимоотношений между старцем и послушником: «Послушание есть духовное таинство в Церкви, и потому отношения между старцем и послушником имеют священный характер. Как сказано выше, таинство это для послушника состоит в том, чтобы научиться творить волю Божию, чтобы вступить в сферу воли Божественной и тем приобщиться Божественной жизни; а для старца в том, чтобы молитвою и подвигом своей жизни привести послушника к познанию этого пути и воспитать в нем истинную свободу, без которой невозможно спасение. Истинная свобода там, где Дух Господень, а потому и цель послушания, как и вообще христианской жизни, – стяжание Духа Святого. Старец никогда не стремится поработить волю послушника своей ‘‘человеческой’’ воле, но в ходе повседневной совместной жизни возможны такие положения, когда старец настаивает на исполнении своего приказания, до чего истинный послушник никогда не должен бы доводить своего старца».
Одним из главных препятствий на пути человека ко спасению является его «самость», эгоизм. Послушание является лучшим путем к победе над этим грехом. «Совершенствуясь в послушании, и Богу и брату, мы совершенствуемся в любви, мы расширяем свое бытие, и пределом этого расширения является полнота, которую мы понимаем как вмещение каждым человеком всей полноты всечеловеческого бытия и той полноты бытия вечного, к которой благоволение Божие влечет человека».
Архимандрит Софроний (Сахаров)
Говоря об обете девства и целомудрия, отец Софроний делает следующую ремарку: «Тысячелетний опыт Церкви с неоспоримой достоверностью показал, что исключение половой функции из жизни человеческой личности не только не влечет за собою вреда для психического или физического здоровья человека, но и обратное, а именно, что правильное прохождение этого подвига повышает и физическую выносливость, и долговременность жизни, и психическое здоровье, и духовное развитие. За последние десятилетия возможно отметить немалое число научных трудов, подтверждающих вышесказанное, и этому факту приходится только радоваться, так как никогда не прекращались извращенные толкования монашеского целомудрия и даже сопротивления ему как явлению якобы патологическому или противоестественному».
Разбирая понятия девства и целомудрия, отец Софроний подчеркивает, что они не тождественны между собой. Кроме того, ни то, ни другое не сводится только к половому воздержанию. Девство – это, прежде всего, стремление максимально приблизиться к тому образу жизни, который вел Иисус Христос. Это состояние «вышеестественное», предполагающее «непрерывное пребывание в Божественной любви».
Что же касается целомудрия, то оно «понимается как целостность или полнота мудрости. В Церкви с ним связано представление не только преодоления плотского влечения и вообще “комплекса плоти” и в этом смысле ‘‘победы над естеством’’, но и достижение совокупности совершенств, свойственных мудрости, что выльется в постоянное пребывание в Боге “всем умом, всем сердцем”. В своем более полном осуществлении подвиг целомудрия восстанавливает девственное состояние человека по духу, не изменяя факта потери девства по телу».
Здесь уместно вспомнить о том, что старец Силуан не был девственником, но при этом предстает в книге отца Софрония как высочайший образец целомудрия: «Достойно немалого удивления великое целомудрие этого мужа при его столь могучем и сильном теле. Он крепко хранил себя даже от всякого помысла, неугодного Богу…»
Наконец, в обете нестяжания отец Софроний видит дополнение к первым двум обетам. Акцент делается не столько на жизни в нищете, сколько на борьбе со страстью «любостяжания». Монах обязуется «освободить свой дух от желания “иметь”, знаком достижения которого является сильное желание “не иметь”, до такой степени, что истинный подвижник нестяжания перестает щадить и самое тело свое».
Инок Григорий (Круг).
1948 г.
Сам отец Софроний в течение всего времени своего пребывания в Сент-Женевьев-де-Буа вел образ жизни нестяжателя. В его распоряжение был предоставлен каменный хлев, в котором он обустроил церковь и несколько комнат. Из «Донжона» в церковь и обратно он ездил на скутере. Иконы для церкви написал известный парижский иконописец инок Григорий (Круг). Отец Софроний просил его использовать неяркие краски земляных цветов, что и было исполнено. Свет в церкви не зажигался, кроме двух лампад перед иконами Спасителя и Богоматери, защищенных экранами, чтобы свет не резал глаз. Только при служении литургии зажигались небольшие электрические лампочки, позволявшие читать текст по книге.
Об этой церкви отец Софроний писал сестре: «Это раньше было старое помещение, склады и сараи (каменные) одной сельскохозяйственной фермы. Это старое здание мы переделали таким образом, что там теперь могут жить четыре-пять человек и всегда находиться при церкви… Церковка наша небольшая. В нее не допускаются свободно все, кто хочет. Пользуемся ею мы, группа лиц, живущих в Сент-Женевьев-де-Буа; большинство из нас монахи и монахини. Всего нас 20 человек… В нашей церковке я могу служить, не повышая голоса, что очень важно, так как надрываться при возгласах не только утомительно, но и молитве мешает. Поют совсем-совсем тихо. Стоят люди, не шелохнутся. Никакого движения почти нет в церкви во время служб. Такая замечательная тишина, что после нам всем кажутся другие церкви неумеренно шумными и беспокойными».
Икона Божией Матери «Знамение».
Фреска работы инока Григория (Круга)
Таким образом, уже во Франции вокруг отца Софрония сложилась монашеская община, состоящая как из братьев, так и из сестер. Она не была оформлена как монастырь, в том числе по причинам, связанным с особенностями французского законодательства:
– Французские законы в то время не позволяли существования монастыря как такового, – объясняет иеромонах Николай (Сахаров). – Монастырь должен был быть некой производительной единицей, должен был производить что-то, будь то ферма или иное предприятие, которое должно что-либо производить. А отцу Софронию хотелось иметь такую обитель, в которой все было бы посвящено молитве, то есть она была бы главным и основным занятием монахов. Английские законы оказались в этом отношении более приемлемыми.
Мысль о переезде в Англию созревала у отца Софрония постепенно. Она особенно окрепла после того, как в 1957 году он в третий раз посетил Англию. Об этой поездке он писал отцу Георгию Флоровскому: «В этом году я был в Англии; провел там два месяца: сентябрь и октябрь. За это время путешествовал много по стране, с юга до севера всю страну пересек; видел много интересного и нового для меня, что переменило мое отношение к Англии и к ее народу… Два моих первых путешествия, в 1952 и 1955 годах, дали мне возможность увидеть в жизни этого великого народа многое такое, чего я не предполагал раньше: благородную простоту, величественную скромность и поразительный (в сравнении с другими народами) такт. Это путешествие еще более углубило мои первые впечатления и пополнило их: я во многих встретил там удивительную мягкость, терпеливую любовь, нелживую дружбу и искание беседы о Боге… Я раньше слышал, что в Англии о трех вещах не ведут беседы: о Боге, о политике и о частной жизни людей. У меня, при общении с англичанами, никогда не был затронут только второй пункт, то есть о политике. Оказывается, англичане несравненно более легко раскрываются сердцем своим и доверчиво пускают туда, чем это я видел, например, здесь, во Франции».
Однако
