Святые наших дней - Митрополит Иларион
Старца Силуана это письмо обидело:
– Что же он наши молитвы сравнивает с оракулом? Дешево же он нас оценил. Пусть он живет по-своему, как хочет. Опыт его научит. Он потерял веру, а без веры пользы не будет.
Позднее Бальфур, по свидетельству близко знавшего его митрополита Каллиста (Уэра), говорил:
– Если бы я поступил по совету старца, моя последующая жизнь потекла бы иначе.
Поначалу его пребывание в Афинах, казалось бы, не предвещало ничего плохого. Его зачислили в братию афинского монастыря Пендели, назначили духовником, он окончил богословский факультет Афинского университета, был назначен настоятелем церкви при афинской королевской больнице, создал в этой церкви хор, которым руководил сам. Он познакомился с членами греческой королевской семьи и даже принимал у некоторых из них исповедь.
Монастырь Пендели, Афины
Однако в 1941 году, за несколько дней до немецкой оккупации Греции, Бальфур получил отпускную грамоту от Афинского Архиепископа и отправился на корабле в Каир. Там он пытался найти себе место православного священника, но безуспешно. В конце концов он поступил на работу в британскую разведку, стал майором, под конец войны был зачислен на дипломатическую службу.
В начале 1945 года Бальфур захотел вновь посетить Афон, теперь уже как мирянин. В связи с этим возобновилась и его переписка с отцом Софронием, которому он писал: «Если приеду летом, то хочу сделать это более или менее незаметно. Поехав в Египет в апреле 1941 года, я поступил в Британскую армию, служил офицером Главного штаба в Каире и с 1943 года был прикомандирован в Английское посольство при Греческом правительстве. Я сейчас штатский, бритый англичанин, ничего общего (по своему внешнему положению) не имеющий с Церковью. Не хочу стать предметом слухов и упреков со стороны святогорцев… Три года я провел в совершенном безбожестве. Недавно получил телеграмму, что умер мой брат (от постепенного истощения, будучи пленником у японцев в Hong Kong). Стал молиться о нем, думать о будущей жизни, опять поверил в нее. Стал вообще понемножку молиться в свободное время. Смертная память, никогда не покидавшая меня за все это военное время и служившая мне поводом к отчаянию и бесстыдству, превращается, скорее, в наслаждение. Молись и ты обо мне…»
Это письмо свидетельствует о том, что Бальфур во время войны не только отошел от церковного служения, но и вообще на какое-то время потерял веру. С ним произошло то, против чего предостерегал отец Софроний еще на заре их дружбы.
Однако, несмотря на «кораблекрушение в вере», которое потерпел Бальфур, он продолжал свой духовный поиск: «Почти совершенно ушедший от Бога, хотя и не находив удовлетворения в мирской среде, и доведенный до тупого безразличия и бессильной тоски, я возвращаюсь теперь прогрессивно к вере в Бога, в вечную жизнь и ответственность и к стремлению единения с Богом… В настоящее время я констатирую, что живу более глубокой и молитвенной жизнью, чем в многие годы своей неудачной священнической жизни. Я могу только сказать, что хотя я остался православным в культурном смысле слова, то есть нахожу удовлетворение лишь в православном выражении христианства, чувствуя отчуждение от других Церквей, я перестал верить многим православным догматам и стараться приноравливаться к всему православному строю. Внутренней борьбой я приобрел какую-то духовную свободу, в которой я нахожу не ослабление, а силу. Опытом я пришел к заключению, что как и в католичестве, так и в Православии старание во всем заключить себя в исключительных конфессиональных рамках просто ослабляет у меня вообще всякую религиозную веру, делает непонятным и недействительным в моем сознании отношение Божией любви и Божьего Промысла к человечеству как целому. Вернуться к православному священству или монашеству я не могу, хотя уйти совсем от мира я глубоко желаю».
В 1962 году Бальфур пережил некий духовный опыт, который заставил его сказать:
– Я вновь верую!
К тому времени отец Софроний уже был в Англии, и Бальфур тотчас поехал к нему. «Их трогательная встреча, – пишет иеромонах Николай (Сахаров), – окончилась глубокой покаянной исповедью Бальфура за все годы своего духовного отчуждения, прожитые вдали от Церкви. После этого Бальфур обратился к митрополиту Николаю, Экзарху Западной Европы, с просьбой принять его обратно в лоно Церкви как мирянина. С того момента Бальфур со всяким тщанием хранил верность Православию до конца своих дней, неизменно причащаясь Святых Христовых Таин. Многие вспоминали, как он, молясь за литургией, проливал горячие слезы покаяния. С этого времени возобновился и его духовный контакт с отцом Софронием. Духовническое руководство на этот раз осуществлялось не через письма, а лицом к лицу во время их частых встреч. Именно поэтому в письмах того периода духовные вопросы почти не затрагиваются».
Дафид Бальфур скончался 11 октября 1989 года. В последнем письме отцу Софронию он написал: «Да, мы связаны навсегда всем, что произошло в прошлом за более чем полвека. Бог так много проявлял Свое внимание к судьбам нас обоих, что мы не должны утерять к Нему чувство вечной благодарности».
Переписка отца Софрония с Бальфуром служит существенным дополнением к тому, что мы узнаем об отце Софронии из книги «Старец Силуан». Она показывает, что в 1930-е годы, будучи насельником Пантелеимонова монастыря и учеником старца Силуана, отец Софроний вел образ жизни, всецело сконцентрированный на молитве, послушании, борьбе со страстями, покаянном плаче и памяти смертной. Со временем в нем крепло желание выйти из монастыря в «пустыню», то есть поселиться в полном одиночестве.
«Пустынное уединение»
О том, как происходил его исход из монастыря, отец Софроний подробно рассказал в одной из бесед 1992 года. В начале 1938-го старец Силуан сказал ему:
– Когда я умру, вам лучше испросить благословения и пойти в пустыню, потому что я вижу вас слабым и жизнь в монастыре превышает ваши силы.
После смерти старца Силуана отец Софроний пошел к духовнику иеромонаху Сергию и спросил:
– Может быть, мне лучше жить на пустыне, как пустынники Святой Горы, на Каруле?
Духовник ответил ему:
– Да, отец Софроний, идите на пустыню, Бог Вас благословит.
Но добавил:
– Вы, конечно, понимаете, что моего благословения не довольно. Вы должны пойти к игумену и у него просить благословения.
Келья отшельников на скале.
Афон
Отец Софроний отправился к игумену Мисаилу с той же просьбой. Тот ему ответил:
– Бог благословит, отец Софроний. Идите и молитесь на пустыне. Но знайте, что моего благословения не довольно, нужно, чтобы вы получили согласие и совета старцев монастыря.
Практика ухода из монастырского общежития в отдельную келью достаточно широко распространена на Афоне. Обычно отшельниками становятся монахи, долгое время прожившие в монастыре и испытавшие себя в борьбе со страстями. Монах не может уйти «на пустыню» самовольно: он должен получить на это благословение собора старцев – высшего органа управления монастырем, возглавляемого игуменом. Решение может быть как положительным, так и отрицательным в зависимости как от представления собора старцев о духовном состоянии монаха, так и от того, насколько монастырь может нуждаться в его постоянном присутствии.
В прошении на имя собора старцев отец Софроний писал: «Имея непременное желание по данному мне всечестнейшим старцем нашим отцом игуменом архимандритом Мисаилом и братским духовником всечестнейшим иеросхимонахом Сергием благословению перейти на пустынное уединение по правилам и чину святых Отцов, смиренно прошу Вас отпустить меня с миром и благословением и выдать мне отпускное свидетельство».
Старцы собрались без игумена, который был болен и назначил вести собрание своего заместителя иеромонаха Иустина. Сначала высказался секретарь игумена отец Виссарион:
– Отец Софроний, этот шаг очень большой и важный, о котором
