Академия святости + Рассказы - Роман Алимов
Служение по силам
Валя неторопливо возвращалась с кладбища. В черном платке с кисточками на концах, в серой кофте и такой же черной, как крыло кладбищенского ворона, юбке. У нее отняли место под номером тринадцать, где раскинула зеленый водопад зеленых ветвей стройная береза, теперь там, рядом с любимым мужем лежал ее сын Сашка.
Валя ясно чувствовала всем сердцем — Спаситель с ней, не оставит ее. Но понять Его действия она не могла.
Уже дома, встав у икон, перебирая в молитвослове страницы, нашла Акафист святой блаженной Валентине. Негромко стала произносить вслух и понемногу на сердце стало легче:
— Радуйся, жены непраздныя от греха спасающая.
— Радуйся, младенцев во чреве матернем сохраняющая.
К окончанию молитв, Валя четко знала, что делать и куда идти, к кому обратиться и что сказать. Мысли сияли девственной чистотой как кристалл, блистающий на ярком солнце. Намерение послужить Создателю заполняло всю грудь.
Купила билет в областной центр, села в электричку. К ранней литургии в полумраке улиц входила в огромный белый храм. Встать нужно у подсвечника и ждать!
За спиной появилась девушка. У нее много скорбей и испытаний в жизни. Бог ее любит! Ведь она усыновила двух брошенных малышей. Скромная, не знает как она велика и значима в глазах Господа. Плавно текут ее мысли о Христе. Нужно поддержать ее, не дать уйти в другую, неверную сторону. Все мы в грехе, каждый в своем, у этой девушки тоже есть за что молить о прощении:
— Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест! — произнесла Валентина Ивановна, обращаясь к девушке.
«Ох и страшно же это, говорить с людьми не своими словами, а Его!»
— Благодать всегда укрепляет перед скорбями! — произнесла Валентина и направилась торопливо к выходу. Кисточки на черном платке развивались позади нее. Мысленно просила:
— Укрепи ее Господи, дай ощутить благодать в сердце, трудно ей, помоги и спаси!
В километре от храма стоял гул большого города, начинался новый день, новая жизнь!
Глава третья
Иерей Бога
Младшая сестренка Варя забиралась на длинную скамью под окном и ожидала там закат солнца, ерзая по подоконнику локтями и вглядываясь в даль через мутное стекло.
За окном просматривался глубокий серый колодец, вокруг которого бродили курицы, стоял деревянный забор с фигуркой лебедя на старой доске и виднелась пышная береза в поле. А самое главное, смотрела она на пыльную дорожку, уходящую за пригорок, по которой летом, перед тем как солнце спрячется за зеленым холмом, должна была появится движущаяся точка, эта точка и был наш с сестрой папа.
Когда отец переступал порог, мы с Варькой старались обнять его первыми и готовились к этому заранее, подражая бегунам — спринтерам, которые в напряжении ожидают выстрела из спортивного пистолета.
Благоухание одежды отца, обдавало нас горечью ладана и сладковатым ароматом смолы. Папа для нас был почти как та лесная сосна, к которой мы вместе с сестрой бегали за деревню, отрывая от дерева кусочки смолы и потом долго жевали эту тягучую радость.
Еще у отца был красивый крест, подаренный архиереем за многие годы трудов в церкви. Папа очень ценил эту награду и одевал крест на двунадесятые праздники и особо важные встречи. Крест был небольшой, но с позолотой по краям и красными камешками в середине. Камни переливались и сияли при свете солнца от чего он казался волшебным. Иногда папа даже давал нам его хорошенько рассмотреть, и мы не могли оторвать от креста взгляд. Он был маленьким чудом, которое запомнилось мне на многие годы жизни.
Мама обычно стояла в сторонке с полотенцем или тряпкой от чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.
Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за место, куда был поставлен.
Однажды отец не вернулся.
Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра заснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.
Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они были надеты на сутулом человеке в черной кожаной куртке. Неизвестный без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним захлопнулась.
Помню, как мама упала на пол и громко плакала, закрыв лицо руками.
Отца в тот день расстреляли.
Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Его храм не закрывался никогда. Крест с красными камешками нам так и не вернули.
Вы суть храм
Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.
Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад.
