Отголоски иного мира - Филипп Янси
Потом мне пришло в голову, что овечки (в той мере, в какой они вообще способны думать) могут полагать, что они — хозяйки собственной судьбы. В конце концов, они жуют, гуляют и занимаются своими делами, а все прочие — собаки, хищники, бараны и люди — вмешиваются в их жизнь лишь изредка. Овцы и не догадываются, что весь сценарий их жизни, от рождения до смерти, расписан хозяевами ранчо.
Клайв Льюис предположил, что «возможно, существуют иерархии природ, каждая из которых – сверхъестественная по отношению к тем, которые находятся ниже ее».
Находимся ли мы в таком же положении по отношению к Богу, как овца — по отношению к нам? Судя по Библии, это вполне возможно. Недаром говорит псалмопевец: «Познайте, что Господь есть Бог, что Он сотворил нас, и мы — Его, Его народ и овцы паствы Его» (Пс 99:3). Обратим внимание на притяжательные местоимения: Его народ, Его паства.
Если псалмопевец прав, то мы живем в мире, который принадлежит не нам. Мы можем мнить себя независимыми — «все мы блуждали как овцы» (Ис 53:6), — но наша автономия не больше, чем у тасманской овцы.
Если Бог есть, и если Он создал нашу планету, то, не приняв во внимание эту реальность, мы никогда не поймем, кто мы и зачем мы здесь оказались.
***
Слухи об ином мире долетают и до тех, кто верит только в материальное. Скажем, ученые, которые не смеют упомянуть Бога или Создателя, говорят об «антропном принципе» в творении, который гласит: Вселенная должна иметь свойства, позволяющие развиться разумной жизни. Иными словами, природа тончайшим образом настроена на возможность жизни: были бы силы взаимного гравитационного притяжения хоть чуточку иными, Вселенная бы не сформировалась; были бы электромагнитные силы немного другими, не возникли бы органические молекулы. Как сказал физик–теоретик Фримен Дайсон, «Вселенная словно знала, что мы появимся».
Те, кто знают толк в физике, понимают, что Вселенная не похожа на случайное образование. В ней просматривается замысел. Но чей и какой?
Секулярные исследователи на сей счет высказываются почтительнее иных богословов. Самые умные из светских ученых признают: чем больше мы знаем, тем отчетливее понимаем, сколько еще нам неизвестно. Ясные и рациональные конструкции вроде ньютоновской физики уступили место загадкам. Лишь на моей памяти астрономы открыли семьдесят миллиардов галактик, а также признали, что 96% состава Вселенной остаются для них загадкой («темная энергия» и «темная материя»). Попутно они изменили дату большого взрыва (момент начала Вселенной): теперь считается, что он произошел не четыре, а пять миллиардов лет назад. А биологи с помощью мощнейших микроскопов увидели, как неизмеримо сложны даже простейшие клетки.
Парадоксальным образом, редукционизм сделал мир не проще, а сложнее. В человеческой ДНК содержатся три миллиарда нуклеотидных пар, которые несут информацию обо всей анатомии, выставленной в «Мирах тела». Но кто создал все эти нуклеотиды, генетический код, необычайно сложные биологические молекулы? И зачем? Как нам прочесть не только «микрокод», хранящийся внутри каждой клетки, но и «макрокоды», руководящие всей планетой или Вселенной?
Вести об ином мире просачиваются и в искусство. Поэты, художники, писатели, драматурги — одним словом, люди, которые и сами творят миры, — чувствуют вдохновение, даже если не понимают его источника. Британская писательница Вирджиния Вулф говорила о «моментах бытия», которые поражали ее с силой электрошока:
«Да и для меня самая большая радость — когда во время работы над книгой все вдруг становится на свои места: обретает правильные контуры сцена или характер героя… Я все время думаю: в какой же загадочный узор, мы, люди, вплетены! Весь мир — шедевр искусства, и мы — часть этого шедевра. «Гамлет» или квартет Бетховена — вот правда о громаде, называемой миром. Однако же не существует Шекспира, не существует Бетховена. Говоря грубо и прямо, Бога нет! Мы — слова, мы — музыка. Все дело в нас. И когда меня поражает шок, я это вижу…»
Для художника весь мир — творение сродни квартету Бетховена или «Гамлету» Шекспира. Но что если Вулф ошибается, и Творец–Личность существует? Что если мы — слова и музыка, но не просто слова и музыка, а Божьи слова и музыка? Какой мелодией нам должно звучать? Какой текст нам создавать? Сквозь время доносится до нас вопрос Мильтона:
…ведь возможно, что Земля
Лишь тень Небес…
Джон Мильтон. «Потерянный рай»[7]
Иногда шок бытия сотрясает не одного человека, а целое общество и даже целую страну. Но, в отличие от Вирджинии Вулф, люди при этом обращаются мыслями к Богу. Так случилось с Америкой 11 сентября 2001 года. Чудовищное зло обнаружило мелко–травчатость нашего общества. Были приостановлены спортивные состязания, сняты с эфира комедии и реклама. Мы внезапно увидели, сколь много в нашей жизни бессмысленного. То, что три тысячи человек пошли, как обычно, на работу и не вернулись, напомнило нам о нашей бренности и смертности. Многие мужья и жены раздумали разводиться, а родители стали раньше приходить с работы, чтобы больше времени уделять детям. Мы узнали новых героев: пожарников и полицейских, которые, вопреки социобиологии, отдавали жизнь за незнакомых им людей.
В следующие месяцы «Нью–Йорк таймс» посвятила каждому погибшему по статье. Каждому, а не только людям известным и публичным. Газета словно хотела сказать, что в тот день жизнь каждого убитого имела ценность и смысл. На какое–то время народ устремился в церкви. Шок от случившегося донес до нас весть о добре и зле, жизни и смерти, абсурде и смысле в столь жестокой форме, что мы обратились за ответами к людям — священникам, пасторам, раввинам, — которые всегда предупреждали нас не строить дома, а тем более небоскребы, на песке.
Американцы тогда узнали — и узнают поныне, — что в наши заумные, гордые, рациональные времена трансцендентное не похоронено, но старательно маскируется жалкими подделками. В отличие от былых поколений, сегодня многие сомневаются, что Бог и невидимый мир действительно существуют. И все же мы жаждем чего–то большего, чем дает нам наш приземленный материализм.
***
Общество, которое отвергает сверхъестественное, обычно обожествляет естественное, природное. Энни Диллард описала энтомологический эксперимент: ученые попытались соблазнять бабочек–самцов картонными копиями бабочек–самок. Эти копии были яркими, цветастыми, более крупными и даже более привлекательными, чем оригиналы. И одураченные самцы попадались на обман. «А совсем
