Миражи тайного знания - Пабло Эспирито
Йог все также молчал удивленно раскрыв глаза.
– Дальше будет ещё интереснее, – с улыбкой продолжил старец. – Представьте себе купе в поезде “Пекин – Москва”. В купе сидит старец в православном одеянии и ожидает прибытия в пункт назначения. Не особо интересная история, не так ли? Но что если добавить к главному герою этой истории еще одно действующее лицо, его полную противоположность? Раз этот персонаж четко определенный, неизменный, имеющий форму, то его противоположностью должно быть нечто бесформенное, непостоянное, не имеющее даже имени. И тут в истории появляется Некто, предстающий перед старцем в различных внешних формах, постоянно изменяясь. И оба они с равной силой стремятся друг к другу и с такой же силой взаимно отталкиваются, понимая, что не могут существовать друг без друга и обречены на вечное противостояние, потому как являются крайними точками одного целого, как два полюса одного магнита. И эти два персонажа сразу же начинают свой неразлучный и безумный танец, заставляя сюжет закручиваться в захватывающей и непредсказуемой последовательности.
– Вы имеете в виду… – к удивленным глазам добавился раскрытый рот. – Вы говорите о нас? Маска и Тень. Это я Тень?
– Я единственный неизменный персонаж этой истории. А вот вы, Тень, прячетесь за бесконечно создаваемыми образами, просто потому что не имеете своего собственного.
– Я это ты, – промолвил йог.
– Да, но ты не-я, – в тон ему ответил старец.
Фигура йога стала терять свои очертания, размываясь и растворяясь в пространстве. Темнота снова заполнила купе. Откуда-то из глубины доносилась музыка. Хриплый голос пел.
Тот, кто дает нам Свет
Тот, кто дает нам Тьму
И никогда не даст нам ответ
На простой вопрос “Почему?”
Тот, кто дает нам Жизнь
Тот, кто дает нам Смерть
Кто написал всех нас как рассказ
И заклеил в белый конверт
Игра в маски
Азазель был поражен не столько фактом наличия противоположностей, сколько тем, что мог забыть об этом. Между тем факт этот был столь очевидным, что вряд ли заслуживал упоминания. Но чем больше Азазель размышлял о нем, тем больше ему поражался. Ибо падшему ангелу, похоже, ничего не было известно о мире противоположностей, в котором живут люди. В его мире не было лягушек истинных и ложных, деревьев моральных и аморальных, океанов правильных и неправильных. Он не умел создавать гор этичных и неэтичных, красивых и безобразных пейзажей – во всяком случае, не для него. Ибо он с одинаковым удовольствием создает любые пейзажи. Он не испытывал ни малейших терзаний по поводу своего творения, по-видимому, оттого, что ему было неведомо различие между «правильным» и «неправильным», и от того он не признавал усматриваемых людьми “ошибок".
Хотя в мире, который создал Азазель, действительно встречаются боль и наслаждение, но они не становятся проблемой и предметом для беспокойства. Когда собаке больно, она визжит от боли. Когда боли нет, собака о ней не думает. Собака не боится будущей боли и не сожалеет о прошлой. Это казалось таким простым и естественным, что вызывало недоумение от способности найти тут конфликт.
– Но я не вижу вокруг никакой двойственности.
Азазель в одеянии православного священника стоял перед зеркалом. При этом из зеркала на него глядел йог в оранжевых одеждах, который и задал вопрос. Азазель уже так давно играл в эту Игру, что постоянно забывал, что видит свое отражение и разговаривает Сам с Собой.
– Мы говорим, что Природа глупа, – отвечал Азазель своему отражению, – потому что считаем возникновение самой жизни всего лишь случайным стечением обстоятельств, математической вероятностью. Но какова вероятность того, что после Большого Взрыва, среди огромного Космоса, каждое мгновение уничтожающего и рождающего миллиарды звёзд и галактик, возникнет маленькая планетка, одна единственная, условия обитания на которой пригодны для возникновения жизни? Заметьте, в то время, когда всё вокруг стремится эту самую жизнь поглотить и уничтожить. Это равным образом может быть отнесено как к случайности, так и к точному расчету, что по сути является одним и тем же.
– Хорошо, но где же двойственность в мире, созданном мною? – не унималось отражение.
– Вы никогда не задумывались о том, что находится у вас между ног? Если рассмотреть вопрос непредвзято и беспристрастно, то станет очевидным, что это ни что иное как парк развлечений, возведенный посреди канализации. Ни одному инженеру в здравом уме такое и в голову не придет. И если предположить в творении какой-то замысел, то надо признать и наличие у Творца отменного чувства юмора. Совместить несовместимое настолько умело и грациозно может только безумный гений Создателя. Как вам загадка? Боюсь, что Природа не просто умнее, чем мы думаем, Природа умнее, чем мы можем думать. В конце концов, Природа создала и человеческий мозг, который, как мы тешим себя мыслью, представляет собой самый разумный инструмент во вселенной. А может ли идиот создать подлинный шедевр?
Отражение снова молчало, удивлённо выпучив глаза, затем постепенно стало терять свои очертания и формы, становясь чем-то аморфным. Наконец в зеркале стало невозможно различить ничего кроме игры света и тени, постоянно сменяющих друг друга и рождающих бесконечность цветов и бликов.
Если ты хочешь любить меня, полюби и мою тень
Открой для нее свою дверь, впусти её в дом
Тонкая, длинная, черная тварь прилипла к моим ногам
Она ненавидит свет, но без света её нет
Если ты хочешь любить меня, приготовь для неё кров
Слова её всё ложь, но это мои слова
От долгих ночных бесед под утро болит голова
Слёзы падают в чай, но чай нам горек без слёз
Если ты можешь – сделай белой мою тень…
