Разочарование в Боге - Янси Филип
Почему Бог прячется от нас? Этот вопрос терзал Ричарда острее, чем остальные. Бог обязан как–то проявлять Себя. Это казалось Ричарду необходимым бoroсловским минимумом, уровнем, ниже которого вера невозможна. «Как я могу поддерживать отношения с Тем, в Чьем существовании не уверен?» Однако складывается впечатление, что Бог намеренно прячется даже от тех, кто Его взыскует. После того как Бог не откликнулся на всенощное бдение Ричарда, молодой человек, так сказать, «махнул рукой» на Бога.
Вскоре я отправился в деловую поездку в Южную Америку, и там мне вновь пришлось столкнуться с теми же тремя вопросами. В Перу пилот помог мне добраться до маленькой деревушки индейцев племени шипибо. Гидроплан опустился на воду, подплыл к берегу реки, пилот вывел меня по тропинке через джунгли на «главную улицу» деревни — грязную дорогу, по краям которой стояла дюжина свайных хижин, покрытых пальмовыми листьями. Мой проводник показал мне церковь, построенную сорок лет тому назад и привлекавшую множество прихожан. Он же показал мне гранитный памятник чуть в стороне от «главной дороги» и поведал историю о молодом миссионере, участвовавшем в создании этой церкви.
Когда полугодовалый сын миссионера умер от острого амебиаза, молодой проповедник, по–видимому, впал в отчаяние[1]. Он собственноручно вытесал памятник из камня и посадил у могилы сына дерево. Ежедневно, в самую жару, когда все укрывались в тени, миссионер спускался к реке и приносил воду, чтобы полить саженец. Он стоял над могилой, заслоняя ее своей тенью, словно пытаясь защитить от раскаленного тропического солнца. Порой он плакал, порой молился или просто стоял, глядя в пустоту. Жена, прихожане–индейцы, коллеги — все пытались как–то утешить его, но это никому не удалось.
Наконец миссионер и сам заболел. Он бредил, у него тоже начался понос. Его отправили на самолете в Лиму, доктора осмотрели его, но не нашли ни амеб, ни других возбудителей болезни. Испробовали различные лекарственные средства, но помочь ему не смогли. Миссионеру поставили диагноз «психогенная дизентерия» и отправили вместе с женой обратно в Штаты.
Стоя возле крошащегося гранитного памятника, на который местные женщины ставили теперь кувшины, возвращаясь с реки, я попытался представить себя на месте молодого миссионера. О чем он молился под полуденным солнцем? И вновь всплыли три вопроса Ричарда. Проводник сказал мне, что миссионер терзался от несправедливости произошедшего. Малыш ничем не провинился. Отец привез с собой семью, чтобы служить Богу в диких джунглях — и вот награда? Он молился, чтобы Бог знамением подтвердил Свое присутствие, молился хотя бы о слове утешения, но не получил его. Усомнившись в сочувствии Бога, миссионер дошел в своем страдании и сострадании к ребенку до полнейшего истощения.
Полагаю, атеисты не испытывают разочарования в Боге. Они ничего не ждут и ничего не получают. Но человек, доверивший свою жизнь Богу, подсознательно ждет чего–то в ответ. Неужели его ожидания напрасны?
Долгое время я не встречался с Ричардом. Я постоянно молился о нем, но мне не удавалось с ним связаться. Он отключил телефон. Ходили слухи, что он куда–то уехал. Издатель прислал мне экземпляр его книги, и я поставил ее на полку в качестве грозного предупреждения о том, как опасно писать на богословские темы.
Три года спустя я случайно столкнулся с Ричардом в отдаленном районе Чикаго. Он хорошо выглядел, немного прибавил в весе, отрастил волосы и не имел уже такого сурового и загнанного вида. Он обрадовался встрече, и мы решили вместе пообедать.
— В тот раз, когда я пришел к вам, мне было совсем плохо, — с улыбкой признался он за столиком мексиканского ресторанчика. — Теперь у меня все в порядке.
Он получил хорошую работу и давно забыл о неудавшемся романе. Вскоре мы заговорили о Боге, и тут стало ясно, что Ричард еще не вполне оправился. Его рана зарубцевалась, но уродливый шрам цинизма остался. Он по–прежнему сердился на Бога.
Официантка принесла нам кофе. Ричард обхватил чашку обеими руками и уставился на темную, исходившую паром поверхность.
— Теперь, когда я оглядываюсь на то безумное время, я начинаю понимать, что произошло, — заговорил он. — Я мог бы точно указать день и час, когда усомнился в существовании Бога. Это было вовсе не в ту ночь в Уитгоне, когда я молился до рассвета, — и Ричард пересказал мне эпизод, произошедшей вскоре после его обращения в христианство.
— С самого начала мне не нравилось, что от меня требуют слепой веры. Слепая вера — словно черная дыра, в ней исчезает любое искреннее недоумение. Я спрашивал своего наставника о проблеме боли, а он тут же начинал распространяться насчет веры. «Надо верить в Бога, даже если сейчас вера противоречит вашим чувствам. Чувства последуют за верой». Я делал вид, что так оно и есть, но чувства никак не хотели согласиться с верой. Я же послушно воспроизводил все внешние выражения веры.
Уже тогда я искал надежные свидетельства существования Бога. Именно они мне были нужны, а не вера. Однажды я нашел доказательство — где бы вы думали? — в телевизионной передаче. Я тупо перебирал кнопки телевизионного пульта и наткнулся на богослужение целительницы Кэтрин Кульман. Она выводила на сцену одного человека за другим. И каждый рассказывал потрясающую историю о чудесном исцелении. Рак, больное сердце, паралич — чуть ли не вся медицинская энциклопедия прошла перед нами.
Я смотрел передачу Кэтрин Кульман и сомнения таяли во мне. Наконец–то я обрел нечто надежное, осязаемое! Кэтрин попросила спеть ее любимый гимн: «Он прикоснулся ко мне». Именно это мне и требовалось: прикосновение, личное прикосновение Бога. Кэтрин обещала мне это, и я жадно потянулся к ней.
Через три недели Кэтрин Кульман выступала в соседнем штате. Я прогулял занятия, ехал полдня, чтобы попасть на одно из ее собраний. Она создавала прямо–таки чарующую атмосферу в зале: тихо играла органная музыка, слышались бормотания молившихся прихожан, некоторые молились на языках, то и дело кто–нибудь вскакивал с возгласом: «Я исцелился!»
На меня произвел особое впечатление один мужчина из Милуоки. На собрание его принесли на носилках. Когда он поднялся на сцену — сам, без посторонней помощи — мы буквально взвыли от восторга. Он сказал, что он врач — это тоже произвело на меня сильное впечатление. У него неоперабельный рак легких. Специалисты полагали, что ему осталось жить не более полугода, но сегодня Бог исцелил его. Он встал на ноги впервые за много месяцев. Он прекрасно себя чувствует. Хвала Богу!
Я записал его имя. С собрания я летел как на крыльях. Никогда раньше моя вера не была столь крепкой, непоколебимой. Моя жажда была удовлетворена. Люди, поднимавшиеся на сцену, стали для меня доказательством присутствия живого Бога. Бог совершал зримые чудеса для них, и, конечно же, сделает что–нибудь замечательное и для меня.
Мне хотелось пообщаться с врачом, который исцелился от рака. Ровно неделю спустя я позвонил в справочную Милуоки и раздобыл его телефон. Я набрал номер, подошла какая–то женщина.
— Можно мне поговорить с доктором С.? — начал я.
Молчание. Потом она спросила:
— Кто вы?
«Почему она спрашивает? Наверное, отсеивает звонки пациентов», — подумал я, назвался, рассказал, как я восхищаюсь доктором С. и как стремлюсь после того собрания встретиться с ним. Я сказал, что чудо произвело на меня огромное впечатление.
Снова долгая пауза, а потом тусклым голосом женщина ответила:
— Мой… муж… умер, — она еле выговаривала слова. Сказала так и тут же повесила трубку.
Не могу вам передать, как на меня это подействовало! Я был опустошен. Спотыкаясь, я вышел в другую комнату. Там сидела моя сестра.
— Ричард, что случилось? — воскликнула она. — Ты заболел?
Нет, я не заболел, но я не мог объяснить ей, что произошло. Я заплакал. Мама и сестра расспрашивали меня, но что я мог им сказать? Мне было почудилось, что моя жизнь приобрела ясную цель, что я достиг полной уверенности — и вот, один телефонный звонок, и все рухнуло. Пламя веры ярко пылало всего лишь одну ослепительную неделю, а потом, словно звезда рухнула на землю — наступила тьма.
