Где Бог когда я страдаю? - Филипп Янси
В конечном итоге становится ясно: не условия жизни в лагере определяют, как человек будет переносить свое заключение — в большей степени это его внутренний выбор. И потому даже в самых суровых обстоятельствах человек в состоянии решить, что с ним будет — в духовном и психологическом плане».
Главный вопрос
Рассказы о жизни в концлагерях могут поведать о человеке и человечности многое. Но само существование лагерей и особенно гитлеровский геноцид против евреев поднимает вопросы о Боге. Название книги «Где Бог, когда я страдаю?» — это фактически вопрос всех евреев, который звучал во время холокоста. Как мог Он сидеть сложа руки и молча наблюдать за истреблением Своего народа? Шесть миллионов избранных стали жертвами геноцида. Как Владыка допустил такое зло?
В семидесятые годы социолог Рив Роберт Бреннер провел опрос среди тысячи переживших холокост евреев. Прежде всего его интересовали вопросы веры. Как этот трагический опыт повлиял на веру людей в Бога? Удивительно, но практически половина опрошенных заявила, что перенесенные ужасы на их вере никак не отразились. Ответы другой половины показали иную картину. Одиннадцать процентов опрошенных заявили, что в результате пережитого они перестали верить в существование Бога. После войны они не изменили своих убеждений. Бреннер проанализировал их ответы и пришел к выводу: их атеизм не был результатом изменений в их богословских воззрениях. Их неверие — скорее эмоциональная реакция на пережитое, выражение глубокой боли и гнева на Бога за то, что Он их оставил.
Бреннер также обнаружил, что примерно пять процентов опрошенных в результате пережитого пришли к Богу. Попав в кошмар лагеря, они не знали, к кому, кроме Бога, можно обратиться.
Как–то в течение двух месяцев я прочитал две книги воспоминаний узников гитлеровских концлагерей. Оба автора — Эли Визель и Корри Тен Бум — с глубокой искренностью высказали диаметрально противоположные точки зрения о том, что в диких условиях лагеря происходит с верой. Обе эти книги стали бестселлерами. Из всей массы книг, посвященных холокосту, они пользуются наибольшей популярностью.
Книга Визеля «Ночь» меня потрясла. Визель нарисовал картину своей жизни образно и лаконично. Всех евреев из их поселка сначала согнали в гетто. Потом у них отобрали имущество, а самих погрузили в вагоны для скота. Треть пленников умерла еще в дороге, не доехав до лагеря смерти.
Когда поезд доехал до Биркенау (Бржезинки), первое, что увидел Эли, были клубы густого черного дыма, валившего из огромной трубы. Впервые в жизни он ощутил запах горящей человеческой плоти. «Мне никогда не забыть той проклятой ночи — будь она проклята. Мне никогда не забыть этого страшного дыма, лица маленьких детей, чьи тела потом превратились в клубы дыма и растворились в молчаливой голубизне небес. Мне не забыть ночной тишины, которая навсегда лишила меня желания жить. Мне не забыть тех мгновений, которые уничтожили моего Бога и мою душу, развеяв в прах все мои мечты. Я никогда не забуду этого, даже если мне придется жить вечно. Никогда».
На глазах у подростка Визеля в печь отправили его мать и младшую сестру. Потом погибла вся его семья. Он видел младенцев, проткнутых штыками, повешенных детей. Он видел, как узники убивали друг друга за кусок хлеба. Сам Эли избежал смерти чудом — его спасла административная ошибка. В своих книгах Визель постоянно возвращается к тем бессмысленным трагедиям, свидетелем которых он был.
В предисловии к книге «Ночь» лауреат Нобелевской премии Франсуа Мориак описал свою первую встречу в Визелем:
«Тогда я понял, что сразу привлекло меня в этом молодом израильтянине: он мне напомнил Лазаря — восставший из мертвых, но все еще пленник зловещей тюрьмы, в которой он томился, окруженный истлевшими трупами. Для него вопль Ницше «Бог мертв» стал реальностью. Бог любви, нежности, утешения, Бог Авраама, Исаака и Иакова исчез навечно под пристальным взглядом этого мальчика. Он растворился в дыму холокоста, организованного Нацией, возведшей себя в ранг идола. И сколько благочестивых евреев похоронили в те годы Бога!
Думали ли мы когда–нибудь о последствиях того ужаса — пусть не столь очевидных и страшных, но наихудших для верующего — о смерти Бога в душе ребенка, который нежданно столкнулся с абсолютным злом?»
Глубокий ров
Временами мне хочется согласиться с Визелем, ошеломленным человеческой трагедией. Как можно начать жизнь сначала, став свидетелем таких зверств? Можно ли вернуть былой смысл словам «надежда», «радость», «счастье»? Кто осмеливается говорить о том, что страдание формирует характер?
Прочитав «Ночь» и несколько других книг Визеля, я взялся за «Убежище» Корри Тен Бум. Условия жизни в лагере, описанные Корри, были уже мне знакомы. Сама Корри — не еврейка. Она родилась и жила в Голландии. Вместе с родными она укрывала евреев, за что и была арестована. Ее с сестрой и отцом отправили в лагерь Равенсбрюк. Как и другие узники, она испытала побои и издевательства, видела, как в печах исчезают люди. На глазах Корри умерла сестра. Корри узнала, как оскверняются добродетели в мире абсолютного зла. В своих книгах она поднимает те же вопросы, что и Визель. Временами ее обращенные к Богу слова полны гнева.
Но в книге «Убежище» есть и другая интонация, отсутствующая у Визеля: книга проникнута надеждой и торжеством. В историю Корри вплетены рассказы о маленьких чудесах, о радости, которую доставляло чтение Библии и пение псалмов, о проявлениях милосердия и самопожертвования. Испытания не убили веру сестер в любящего и заботливого Бога. Вот слова самой Корри: «Как бы ни была глубока пропасть, Божья любовь глубже».
Должен сознаться: я всем сердцем разделял веру Корри в любящего Бога, но мне казалось, что ее книги не столь глубоки, как книги Визеля. В его книгах было нечто такое, что пробуждало во мне какую–то сумрачную силу, которая отнимала у меня надежду, рождала безысходность.
Сам Визель писал о своем сомнении, как об акте освобождения: «Я был обвинителем, а Бог — обвиняемым. Мои глаза были широко открыты, но я был один — совсем один в мире, где нет ни людей, ни Бога, ни любви, ни милости. Я выгорел дотла
