Атласный башмачок - Поль Клодель
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Почему же он вам сам не предложил его?
ДОН РАМИРО Я сам должен был предложить. Он этого ждал.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Вы сошли с ума, о должности, на которой наверняка умрешь через несколько месяцев, вы должны были его просить как о милости?
ДОН РАМИРО Ах, как я упрекаю его в том, что он слишком серьезно отнесся к минуте слабости!
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Какой слабости?
ДОН РАМИРО Одна, одна–единственная минута слабости! Ах! Я упрекаю себя в том, что дозволил вам попросить у него Мексику!
Почему он ведет себя так непредсказуемо и безжалостно? Хватит и того, что он отдал этот пост в Панаме другому.
Почему он меня презирает до такой степени?
Что я сделал, чтобы он посчитал меня неспособным отдать мою жизнь ради него?
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Мне тоже следует умереть?
ДОН РАМИРО Вы могли бы вернуться вместе с детьми в Испанию.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Я вижу, как я мало значу для вас по сравнению с ним.
ДОН РАМИРО Вы в моей власти, а я — в его.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Ну что ж, я тотчас иду к нему и скажу, что вы отказываетесь от Мексики.
ДОН РАМИРО Бесполезно. Он не прощает людям, которые ему служат, колебаний.
Тем, кто, как я, имели возможность хорошо узнать его. Он меня отбросил, все кончено. Он не любит тех, кто раскаивается.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Он тебя отбросил? Мы тоже его отбросим.
Настало время тебе жить собственным умом. Достаточно долго ты уже был околдован и пленен этой зловредной звездой.
Рамиро, я не люблю вас, но я глубоко с вами связана. Мы не поедем в Мексику.
Мы вообще никуда не уедем, это он должен уехать. Нужно, чтобы Родриго исчез, вообще перестал существовать здесь.
А место его должен занять ты.
ДОН РАМИРО Как, отобрать у него Америку? Да это все равно что украсть у него даже больше, чем жену.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА А что вы скажете, если он сам ее покинет?
ДОН РАМИРО Он нас не покинет. Он с нами навсегда. Я верю в него.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Боже Всевышний! Отчего нет у меня письма к Родриго!
ДОН РАМИРО Того письма, что ваш брат привез из Испании?
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА И отдал из суеверия этому дураку,
Которого солнечный луч угасил сегодняшним утром.
ДОН РАМИРО Лучше было бы, если бы письмо потерялось.
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Вы опасаетесь испытания для вашего кумира?
ДОН РАМИРО Я ничего не боюсь!
ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Отдайте только мне письмо к Родриго
Письмо падает.
Его подбирает рабочий сцены и помещает перед глазами
дона Рамиро.
ДОН РАМИРО Возьмите его, сеньора. Оно перед вами.
СЦЕНА VII
ДОН КАМИЛЬО, СЛУЖАНКА
Могадор. Шатер у самого берега океана, прямо на песке. Внутри — спальня, слабо освещенная подвешенным к потолку светильником. Пол застлан коврами. В глубине — драпированный полог из легкого газа.
ДОН КАМИЛЬО (вполголоса) Донья Пруэз здесь?
СЛУЖАНКА Она отдыхает и запретила мне будить ее.
ДОН КАМИЛЬО Откройте полог. Я хочу отдать ей эту бусинку из ее четок, которую она потеряла. Я провел весь день в поисках. Вот она.
(Служанка приоткрывает полог. Видна донья Пруэз, возлежащая на низком ложе. Светильник слабо освещает вытянутую руку и открытую ладонь.) Она вытянула руку, как будто приготовилась получить эту водную каплю, что я принес ей.
Он вкладывает бусинку из хрусталя в ее руку.
ДОН КАМИЛЬО Как странно! Мы одни под этим шатром, и однако же мне все время кажется, что он заполнен еще неисчислимым множеством.
Слышна одна–единственная настойчивая музыкальная нота. Так же, как это случилось со мной когда–то в Атласских горах, где я встретился с отшельником–марабу, который принял меня в комнате без света.
Я думал, мы с ним одни, но, пока я говорил, мне неожиданно показалось, что комната наполнена невидимой и плотной толпой, которая слушала меня, не издавая ни единого звука.
Уходит.
СЦЕНА VIII
ДОНЬЯ ПРУЭЗ, спящая; АНГЕЛ ХРАНИТЕЛЬ
ДОНЬЯ ПРУЭЗ Я снова нашла потерянную бусинку! Одна бусинка.
Но из–за нехватки одного этого зернышка разрывается внутренняя связь молитвы.
Я снова нашла тебя, утерянное мной число . Прозрачный камешек. Я сжимаю тебя в своей руке. Застывшая слеза. Нерушимый алмаз. Бесценный жемчуг. Вновь обретенные воды.
Та капля воды, что так жаждал получить богач из конца перстов Лазаря и что есть за все воздаяние во сто крат. Упование мое. Семя жизни будущей.
На экране в глубине сцены появляется вначале расплывчато, потом все более отчетливо голубеющее изображение земного шара. Но не сказала ли я только что, что держу эту водную каплю? Тогда как я сама заключена в ней.
Кто–то положил ее в мою руку, эту бесценную жемчужину, это основное звено, без которого распались бы четки небес.
И Земля говорит Лее Мария.
Как она мала между тысячами городов Иудиных .
Так мала, совсем крошечная. Так мала посреди лавины света.
Так мала, что ни один неопытный глаз не сумеет найти тебя, Вифлеем. И все–таки сын Божий не захотел иной матери, чтобы родиться в мир, и от нее произошло все остальное.
Земной шар начинает медленно вращаться, и теперь можно видеть лишь Океан.
Я жажду!
Я знаю, возлюбленный мой по ту сторону моря. Родриго!
Я знаю, мы пьем с тобой вместе из одной чаши. Она — общий горизонт нашего изгнания.
Это она появляется передо мной каждое утро, переливаясь в лучах восходящего Солнца,
И когда я опорожняю ее до дна, он, в свою очередь, получает ее от меня, уже в сумерках.
Земной шар снова начинает вращаться, и теперь по линии горизонта, на самом верхнем изгибе появляется извилистая линия Панамского перешейка, за которым начинают поблескивать воды другого океана.
Между двумя морями, на горизонте Запада,
Там, где совсем тонкий барьер между двумя частями Континента разделяет его посредине,
Именно там ты обосновался, ибо там находятся те Врата, что дано тебе было открыть свыше.
На глобусе опять только Океан.
Море! Свободное море!
Теперь за светящимся экраном появляется тень руки, которая покрывает все пространство.
Голос Родриго, доносящийся из–за экрана.
Пруэз!
ДОНЬЯ ПРУЭЗ Родриго! Это я! Я здесь! Я слышу! Я услышала!
Голос Родриго, еще тише, почти неразличимый.
Пруэз!
ДОНЬЯ ПРУЭЗ Зачем удерживать меня на этом уже наполовину не существующем пороге? Зачем не пропускать меня к вратам, тобою же самим открытым?
Как помешать тому, чтобы приняли меня за этим прорванным барьером!
