История религии (Книга 1) - Зубов Андрей Борисович
Равно и живым дóлжно было не без труда из своего мира для погребальных и ритуальных надобностей входить в глубины материнского чрева.
В средневековой Европе долго сохранялось представление, что пройти через пещеру насквозь горы или через сквозное дупло старого дерева – означает заново родиться, а спать в пещере – спать в утробе. С другой стороны, сонник Артемидора объясняет, что если привидится, что спишь с богиней – то, значит, скоро умрешь. Наши «куриные божки» – камни с дырками, которые так любят отыскивать дети, а потом носить на шнурке на шее – тоже отдаленное воспоминание о рождающей к новой жизни материнской утробе земли.
План многих скальных храмов-склепов Мальты, галерейных гробниц Британских островов и французского побережья Атлантики поразительно напоминает человеческую фигуру, нередко – фигуру «толстой дамы». При этом вход в такой храм-гробницу всегда соответствует месту органов размножения в человеческом теле. «Много трудов предназначено каждому человеку и тяжело иго на сынах Адама, со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери всех» [Сир. 40.1-2]. Эти слова еврейского мудреца эллинистической эпохи, Иисуса бен Сиры, доносят до нас древнейшее ощущение возрождающей материнской утробы земли.
«СОВИНОГЛАЗАЯ БОГИНЯ»
Мать умерших продолжает жить в преданиях многих европейских народов. В латышских песнях ее зовут «матерью могилы», «матерью песчаного холмика» (т. е. могильного холма). В ее руках ключи от могилы и она приветствует умерших, вносимых через кладбищенские ворота. Она пляшет на могилах или впереди похоронной процессии [154]. Балтийский фольклор, наверное, самый архаичный в Европе, сохранил интереснейшие черты древнего культа великой богини. Ворота кладбища – это вход в ее утробу, последний символ, оставшийся от узкой щели, ведшей в мегалитическую галерейную гробницу. Ключи от могилы – это возможность возрождения, победы над смертью, которая пребывает в руках самой богини смерти, вернее, в ее утробе, ибо она – мать, имеющая рано или поздно, но родить умерших. Танец на могиле, аналогичный знаменитой тандаве Шивы, разрушает смерть.
Иезуиты, проповедовавшие в Литве в XVII-XVIII веках, сообщали, что жмудь продолжает поклоняться Жемине, Матери-Земле, которую считают владычицей мертвых, но одновременно именуют «цветущей» и «проращивающей почки деревьев». «О мать, я исшел из тебя, ты носила меня, нянчила меня и ты примешь меня вновь после смерти моей» – обращались литовцы к Жемине [155].
Это – то же самое существо, которое изображали в виде «венер» в позднем палеолите, в виде змееголовой женщины с ребенком на руках – в ранненеолитических культурах Переднего Востока. Эпоха мегалита – это время своеобразного иконоборчества, когда человек с большой силой сознает совершенную неподобность божественного всему земному. Он избегает изображений также старательно как ориньякский охотник осваивал рисунок. В лучшем случае нам приходится довольствоваться символическими знаками и доведенными до геометризма стилизованными изображениями каких-то духовных сущностей. Однако одно изображение, тоже стилизованное, но все же вполне узнаваемое, встречает нас часто у входа в мегалитические усыпальницы. Это – изображение так назывемой «совиноглазой» богини.
Полное изображение включает два круглых глаза, сходящиеся брови и клюв хищной птицы. Ниже изображаются груди и еще ниже закрученой спиралью – лоно богини, принимающее мертвых и рождающее их к новой жизни (см. рис.). Часто это изображение упрощается до «Т-образного» символа. Изображения эти известны с V тысячелетия до Р. Х. в Западной Европе. В середине IV тысячелетия они обнаруживаются на Переднем Востоке (Телль Барак, Сирия).
Откуда это странное изображение? О. Кроуфорд, посвятивший специальное исследование этой богине [156], предположил, что образом хищной птицы она наделена из-за обычая выставлять тела умерших на склевывание вплоть до очищения скелета от мягких тканей. Птицы, поедавшие труп, стали символами богини земли и смерти. Находки Дж. Меллартом фресок Чатал Хююка, где как раз изображено поедание громадными грифами обезглавленных человеческих тел, свидетельствуют в пользу существования такого похоронного обычая в неолитическое время. В мегалитических гробницах Оркнейских островов многочисленны находки принесенных в жертву крылатых хищников – белохвостых орлов, воронов, сов. Безусловно, несъедобные и во многих религиях нечистые, эти птицы приносились в жертву в местах захоронений, поскольку они принадлежали «совиноглазой» богине, являлись ее воплощениями.
в) кости пальцевых фаланг с изображением «совиноглазой богини» (Альмизарак, Альмбрия. Испания). Начало III тысячелетия до Р. Х.
Изображения «совиноглазой богини»Возможно, круглый, часто напоминающий колесо с втулкой и спицами, глаз богини и связь с ней больших хищных птиц обусловлены и иными символическими уподоблениями, о которых речь пойдет ниже, но связь с плотоядением – саркофагией также совершенно очевидна. Кельты по сей день именуют это существо Old Hag (Олд Хег) от древнекельтского «енгу», созвучного с самоедским «Нга». Так поныне называют богиню смерти зауральские угры. От этого же корня происходит и наша Баба-Яга. Ее обязательный длинный отвисший нос, который «в притолоку врос» – ничто иное, как воспоминание о клюве хищной птицы; ее склонность поедать «добрых молодцев» и «красных девиц», случайно оказавшихся в избушке на курьих ножках, – это саркофагия Матери-Земли, принимающей в себя умерших в превратившейся в избушку могиле, и, наконец, сова или филин, сидящий на плече Яги или на коньке крыши ее избушки – это священная птица «совиноглазой» мегалитической богини. Ирландские крестьяне рассказывают своим детям, что курганы полны камнями, выпавшими из передника Олд Хег [157]. Так что древние предания и поверия Европы в причудливо сказочной форме живут и сейчас.
Изображения «совиноглазой богини» встречаются не только при входе в гробницы. Очень часто ее изображения наносились прямо на косточки фаланг пальцев умерших или на каменные палочки, имитирующие форму этой кости. Кажется, люди мегалита старались всеми способами приблизить к своим умершим эту богиню, уповая, что пребывание в ее чреве не продлится вечно. Пальцевая фаланга становится одним из образов богини и соответственно одним из символов новой жизни. Курганы иногда воспроизводят эту форму, как, например, Ярроу на Оркнейских островах (конец IV тысячелетия до Р. Х.). Живот Матери-Земли превращается в ее символ, не утрачивая при том своей значимости (см. рис. на с. 155).
Такое напряженное внимание к смерти кажется очень странным современному человеку, который, напротив, всячески старается избегать думать об этом неприятном «моменте» своего бытия. Подавляющее большинство из нас живет так, как будто бы жизнь наша никогда не пресечется. «Человек имеет достаточно мужества, дабы не думать о смерти» – сказал кто-то из наших современников. Но в действительности как раз все наоборот, нынешний человек не имеет довольно мужества, чтобы думать о смерти, хотя Олд Хег всегда рядом с ним. У древнего человека на такое думанье мужества хватало. Но это различие в отношении к жизни между древним и современным человеком приводит к тому, что почитание великой возрождающей утробы земли нашими мегалитическими предками их потомки объясняют так, как это понятней свременному, живущему интересами этого мира, человеку: хотя в курганах, безусловно, хоронили умерших, но сами захоронения являлись средством «стимулирования плодородия земель и стад»; человек строил циклопические сооружения, надеясь с их помощью добыть больше пищи и родить больше детей.
