Клад отца Иоанна - Лимонов Анатолий Иванович
- Дедушка,значит основной клад батюшки Иоанна так все эти годы у вас и хранился? -спросила Пашка.
- Да, ласточкамоя, лет 25 тому назад мы перепрятали его в последний раз, замуровав вкирпичной стене сарая. И ничего не пропало за эти годы, даже ни одной свечки!Только книги да одежды немного состарились, как и я, но не утратили своейсвятости и своего величия. Протри только пыль, счисти груз времени, и все этобогатство вновь засияет неугасимым светом и блеском веры, любви и добра!
- Супер!Слышь, Паш, клад отца Иоанна цел и невредим! Значит мы никого не предали: нибатюшку, ни отца Григория, ни Людмилу Степановну, ни «зернышек», никого! Азаодно разоблачили подлого и коварного брата Феодора, не то он успел бы ещенатворить много зла! А банда, думая, что у них в руках большие богатства,засуетится и уйдет из этих мест. А в спешке, Бог даст, может, и угодит в рукиправосудия!
- Слава Богу!Это просто чудо какое-то! - обрадовалась Пашка. - Мы спасены!
- Значит, сонтвой исполнился! Отец Иоанн заступился за нас и все устроил самым лучшимобразом!
- Да, конечно!- согласилась Пашка и от счастья даже прослезилась.
- Если б мы ненашли тот клад, в Никольском храме, то не раскрыли бы агента Кривого,скрывавшегося под видом праведного монаха Феодора, и уж ни за что бы не набрелина лесной кордон и не узнали бы прекрасной тайны дедушки Семы и клада отцаИоанна!
Несговариваясь, мы с Пашкой обнялись, а потом обняли хозяина и рассмеялись. Адедушка Сема гладил нас, ласкал и все повторял, плача и улыбаясь:
- Слава Тебе,Господи! Слава Тебе! Какой сегодня день! Ведь самый главный в жизни! Дожил,значит, ты, старый Симеон, до своих ангелочков. Теперь и помирать будет нестрашно.
- ДедушкаСема, вы и до открытия храма доживете! Вот увидите! Мы его теперь быстреньковосстановим! И все узнают, какой подвиг совершили вы и вся ваша семья! - говорилимы наперебой.
- Да-да, -соглашался хозяин. - Дождался я своего дня. Будет теперь хоть где отпеть старогохристианина... Слава тебе, Господи! Радуйся, отче Иоанне, моли Бога о нас!
Мы еще долгоговорили, говорили и говорили. Обо всем: о батюшке Иоанне, о Преображенскомхраме, о дедушке Семе, о себе. Радовались чуду, происшедшему на лесном кордоне,чувствовали себя счастливыми от сознания того, что все уже позади, что клад цели невредим и мы знаем, где и в каких надежных руках он хранится. Мы загадывалина будущее, успокаивая и веселя гостеприимного хозяина. Так мы засиделись забогатым столом в уютной гостиной старого деревенского домика с добрыминтересным собеседником далеко за полночь. В конце концов дедушка Сема уговорилнас лечь спать и хоть немного передохнуть. А меня он попросил пойти с ним нарассвете на сенокос, пообещав за это показать нам клад отца Иоанна! Я,разумеется, охотно согласился. Хозяин предложил расположиться на ночлег в доме,где все кровати пустовали, но мы изъявили желание вздремнуть на сеновале.Дедушка Сема, зная с детства, как там хорошо, не отказал нам и снабдил пледом идвумя тулупами. Мы отправились во двор. Под большим навесом, близ высокойяблоньки и ярдом с загоном для козочек, лежал огромный ворох свежего сена.
На егодухмяной вершине мы и устроились на ночлег. Сон, однако, не шел. Уж больносильными были наши впечатления от всего услышанного на этом кордоне. Мыпримерно с полчаса все обсуждали и обсуждали тайны и разгадки отца Иоанна идедушки Семы. Кругом царили полумрак и покой. Где-то внизу тихо пел сверчок,иногда сонно стукали копытцами козы, то запевал, то стихал соловушка, укрывшисьв пышных зарослях черемухи. Дивно пахло сеном, лугом и распустившимся жасмином.По лугу и двору медленно перекатывались сизые волны ночного тумана, обильнопокрывавшего высокие травы тяжелой росой.
- Ничего, затокосить будет легче! - сказал я себе.
Вскоре Пашкаутомилась, замолчала и заснула. Я не стал ее тревожить, а сам лег на спину и,заложив руки за голову, стал думать о том, что вот так хорошо было мне вуральской тайге, на базе геологов, когда мы сидели с Пашкой в столовой, сытые,радостные, спокойные и ждали своего скорого возвращения домой, оставив позадивсе страхи, всю боль и отчаяние. Мы были вместе, были рядом и надеялись толькона лучшее. Вот и теперь Господь все устроил для нас самым лучшим образом.Мрачная «волчья яма», суровые расхитители храмов, боль в голове, лесныеблуждания, отчаяние от потери клада отца Иоанна - все это ушло прочь от нас, мывновь обрели силу и уверенность в себе, а после бани и рассказа дедушки Семыточно заново родились, как-то сразу одновременно и повзрослев, и похорошевдушой и телом. Нам теперь было не стыдно вернуться к своим в лагерь, порадоватьвсех новостью о кладе отца Иоанна. Возникло острое желание вновь включиться вработу по восстановлению Преображенского храма. Пашка застонала во сне, и явздрогнул, вдруг отчетливо осознав, что мое пребывание на Мещерской земле,однако, уже заканчивается и что уже послезавтра, после обеда электричка вновьунесет меня в большой, шумный и пропыленный город. И, стало быть, меня опятьподжидает скорое расставание с Пашкой. Я повернул голову. В предрассветномсумраке лицо девочки казалось фиолетовым. Ее распущенные волосы отливалилазоревой синевой и были разметаны по щекам и плечам. Она впервые была такблизко и без косичек, эта дивная фея Мещерского края. Я дотронулся до ее волос.Какие они были чистые, пушистые, мягкие, точно шерстка белочки или ласки. Яосторожно поднял одну из прядей и поднес к своим губам. Уловил тонкие запахимеда, сладость клевера и жасмина, горчинку васильков, пряность душного летнегополдня, свежесть прошедшей грозы, яркую палитру радуги, невесомость облаков итумана, влажность утренней росы... И я, невольно наслаждаясь этими дивнымиароматами, закрыл глаза, не в силах отпустить эту прядку, и сам не заметил, какзадремал, целуя то ли во сне, то ли наяву волосы славной девчонки по имениПрасковья...
Я увиделстранное видение, словно киношный боевик. Мы с Пашкой бежали по огромному пестромулугу, держа друг друга за руки. А за нами гнались на джипах и тяжелыхмотоциклах люди с лесной поляны и бандиты Назара Кривого. Ржавый и брат Феодорстреляли в нас из короткоствольных автоматов. Пули свистели над головами,косили густые травы, срезали верхушки высоких муравейников, поднималифонтанчики земли под нашими ногами. Силы наши таяли, мы задыхались, а луг всене кончался. Иногда Пашка падала, я быстро поднимал ее, и мы вновь отчаяннобежали. Сзади неслись хохот, пальба и рев моторов. У меня в руке был обрездвустволки. В какой-то момент я остановился и, обернувшись, выстрелил в наезжавшегоРжавого. Колесо его «Урала» взорвалось, и бандит кувыркнулся в траву. Вторымвыстрелом я вывел из строя «Хаммер» Кривого. И мы опять побежали. Впередиувидели повозку Петьки.
- Эй, погоди!- закричал я.
Увидев нас,сильно загорелый пацан похлопал бичом, и Зоська понесла его прочь.
- Ах же ты,пырей ползучий! - крикнул я в сердцах.
Пашка ужесовершенно выбилась из сил. Мы остановились около куста терна и огляделись, ищаместа для укрытия от погони. Впереди, у сиреневой линии горизонта, возниксветящийся золотыми куполами храм.
- Бежим туда!- крикнул я и потянул за собой стонущую девчонку.
Внезапнораздался страшный рев и нас настиг мотоцикл, за рулем которого восседал гордыйСлон. Он кивнул нам головой, предлагая сесть к нему за спину. Мы забрались намощный «Харлей» и понеслись вперед. Вскоре я увидел дорожку, ведущую к храму.По ней нам навстречу шел какой-то старичок в длинных белых одеждах. Над головойу него сиял золотой нимб. Наверное, это был отец Иоанн. Он махал нам рукой,призывая к себе. В это время брат Феодор на своей «Ямахе» почти поравнялся снами и трижды выстрелил в Слона из пистолета. Тот взмахнул руками и упал. Мыкубарем полетели в кусты. Но и сам Феодор врезался в муравейник и перевернулсявместе с мотоциклом. Я поднял Пашку, и мы подбежали к старцу. Им оказалсядедушка Сема. Он взял нас под свою защиту и прижал к себе. И в это время дверихрама распахнулись, и все золото его убранства так засияло, что ослепило всехнадвигавшихся на нас противников. Они заметались, сталкиваясь друг с другом,падали на землю и расползались по кустам.
