Дела любви. Том II - Серен Кьеркегор
Но если у человека такое представление о деньгах, какое же тогда у него может быть представление о милосердии без денег? Такое милосердие следует считать своего рода безумием, фантазией. Но ведь вечность и христианство тоже надо считать своего рода безумием, фантазией! Император-язычник сказал, что деньги не пахнут. Напротив, христианство учит, как правильно пахнут деньги. Он учит, что деньги как таковые дурно пахнут. Поэтому для того, чтобы развеять зловоние, нужно что-то сильно благоухающее. Имейте милосердие: вот так нужно отдавать деньги; без него деньги дурно пахнут. Вот, это может сказать даже нищий, и этим выражением он должен стать таким же бессмертным, как этот император – и человек денег. Милосердие – сильнейшее благоухание. Если молитва – это приношение уст и угодна Богу, то милосердие поистине приношение сердца и, как говорит Священне Писание, приятное благоухание Богу. О, никогда в своих мыслях о Боге не забывайте, что у Него нет ни малейшего представления о деньгах!
Мой слушатель, если бы вы были оратором, что бы вы выбрали: говорить с богатыми о проявлении благотворительности или говорить с бедными о проявлении милосердия? Я точно знаю, что бы я выбрал, скорее, что бы я выбрал, если бы только был оратором. О, есть что-то неописуемо примирительное в разговоре с бедными о проявлении милосердия! И как это нужно, если не ради бедных, то ради вас самих, в чем вы легко можете убедиться. Ибо только попробуйте это, и вы увидите, что ваше представление изменится, что будто бесполезно говорить с бедными о милосердии, поскольку им нечего дать, и поэтому приходится говорить с богатыми о милосердии к бедным. Таким образом, если бедный испытывает нужду в своей бедности, а затем и мир отвергает его положение о том, что он может проявлять милосердие, тогда его отмечают, его оставляют как жалкий объект милосердия, который в лучшем случае может поклониться в смиренной благодарности – когда богатые так добры, что проявляют милосердие! Боже милосердный, какое немилосердие!
Итак, речь обращена к вам, бедные и несчастные! О, будьте милосердны! Сохраните в своей груди то сердце, которое, несмотря на бедность и несчастья, сочувствует несчастью других; то сердце, которое перед Богом уверено, что может быть милосердным, причем быть милосердным в высшей степени, в замечательном и превосходном смысле, даже если ему нечего дать. «О, будьте милосердны!» Вот опять, кто тут сразу же невольно не подумает о бедных, о мольбе нищих к богатым: «будь милосерден»? – как бы ни было неправильно это выражение, ибо просят о милостыне. И поэтому мы говорим правильно, мы, говорящие бедным, беднейшим из всех: «О, будьте милосердны!» Наконец, не позволяйте этой завистливой мелочности земного существования настолько развратить вас, чтобы вы забыли, что вы можете быть милосердным; так развратить вас, чтобы ложная застенчивость подавляла самое лучшее в вас! Ложная застенчивость – да, пока не пришла истинная, о, если бы она всегда приходила, но в любом случае она должна прийти с деньгами; если вы получаете деньги и, следовательно, можете отдавать, тогда, и только тогда вам нечего будет стыдиться. Будьте милосердны, будьте милосердны к богатым! Помните, в вашей власти милосердие, тогда как у него деньги! Не злоупотребляйте этой властью; не будьте настолько немилосердным, чтобы взывать к небесам о наказании за его немилосердие. Да, мы хорошо знаем, какое дело миру до стонов бедных к Богу, когда они обвиняют богатых, и все же этот невольный вздох, это незамеченное слово важнее всего: но все же, все же, хотя я и не чужд громкого крика, – я все отбрасываю все это, лишь бы только ни один бедняк не мог втайне справедливо обвинить меня перед Богом. О, будьте милосердны! Если богатый скуп и мелочен, или, даже если совсем не скуп в деньгах, но молчалив и противен, тогда вы будьте богаты милосердием и состраданием! Ибо милосердие творит чудеса; оно превращает два лепты в огромную сумму, когда бедная вдова отдает их; оно превращает скудный дар в огромное количество, когда бедный милосердно не упрекает богатого; оно делает неохотно дающего менее виноватым, когда бедный милосердно скрывает это. О, скольких людей сделали немилосердными деньги! Во власти ли денег делать немилосердными тех, кто не имеет денег? Тогда власть денег полностью восторжествовала. Но если власть денег полностью восторжествовала, то и милосердие полностью упразднено.
Милосердие ничего не может делать. Священные истории помимо прочего, имеют то замечательное свойство, что при всей своей простоте в них всегда говорится все, что должно быть сказано. Так же обстоит дело в Евангелии и о богатых и бедных. Ни нищета Лазаря, ни роскошь богатых не расписана и не изображена подробно; однако есть одна деталь, которая заслуживает нашего внимания. Сказано, что Лазарь лежал у ворот богатого в струпьях, и псы приходя лизали струпья его. Что представляет собой этот богатый человек? Немилосердие, а точнее нечеловеческое немилосердие. Чтобы проиллюстрировать немилосердие, мы можем поставить рядом милосердного человека. Это сделано в рассказе о добром самарянине, который на контрасте освещает левита и священника. Но богатый человек был жесток, поэтому евангелист в качестве иллюстрации использует псов. Какой контраст! Мы не будем преувеличивать и говорить, что псы могут быть милосердными, но в отличие от богатого человека, как будто псы были милосердными. И это ужасно, что когда богач отказался от милосердия, пришлось проявить милосердие псам. Но в этом сравнении между богачом и псами есть кое-что еще. Богач безусловно, мог что-то сделать для Лазаря, псы ничего не могли сделать; и все же кажется, будто псы были милосердны.
Заметьте, что именно то, о чем мы говорим в этом замечании. Отсюда естественно следует, что если милосердный может что-то сделать, тогда он только рад этому. Но не на это мы хотели бы обратить наше внимание, а на то, что человек может быть милосердным, не имея способности делать ни малейшего. И это очень важно, поскольку способность быть милосердным – это гораздо большее совершенство, чем способность что-либо делать.
Предположим, что из Иерихона в Иерусалим ехал не один человек, а двое, и что на них
