Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия - Анаргирос Калиацос
Как-то раз, в одну из таких бессонных ночей, когда стрелки часов показывали далеко за три, жена, совершенно измучившись, наконец заснула. Заметив, что она спит, я внутренне высказал в ее адрес те слова, которые когда-то сказал Иисус Своим спящим ученикам на горе Елеонской, вернувшись после молитвы. Он просил их бодрствовать вместе с Ним!.. Но, с другой стороны, сколько же она могла терпеть? Она столько выстрадала вместе со мной! Как сказал Господь, дух бодр, плоть же немощна[40].
Это последнее разочарование убедило меня наконец, что наступило время… возвращения "блудного сына". Иначе говоря, я должен вернуться к своему духовному отцу, к отцу Порфирию!
Но как вернуться чаду к отцу, который его прогнал самым жестоким образом и к тому же не желал его возвращения, заявив, что он его не любит? Однако другого выхода не было. Поэтому, уповая на батюшкино великодушие, которым я столько пользовался, я решил "рискнуть" вернуться к нему, надеясь, что и Господь Бог не оставит меня на пути моего подлинного покаяния.
Я начал с того, что стал призывать на помощь отца Порфирия, как он меня учил когда-то, в самом начале нашего знакомства. И — о чудо! — известие было принято! И ответ был незамедлительным! Мгновенным! Еще прежде чем я успел высказать свою просьбу, он поспешил ее исполнить! Он пришел ко мне немедленно, на деле проявив свою любовь, несмотря на то что сам в тот злосчастный день отрицал ее.
Он начал гладить мои руки и голову. Движения его рук спускались ото лба вниз, к основанию черепа. Они были такими безыскусными и мягкими, что напоминали ласку маленького ребенка, доставляя мне несказанную радость, упоение и счастье! В абсолютной тишине ночи я ощущал шелест моих волос, ниспадающих после батюшкиного поглаживания.
Я был совершенно неподвижен, боясь потерять эту тихую радость, это божественное объятие. Так продолжалось некоторое время. Придя в себя, я испугался. Внезапно меня охватил страх, и в тот же момент поглаживание прекратилось. В поисках объяснения происшедшего я было обратился к жене, но она спала глубоким сном, и, несмотря на все усилия, разбудить ее мне не удалось. Между тем напавший на меня страх перешел в панику!
Вообразите себя на моем месте и представьте, что две невидимые руки ласкают вашу голову в ночной тишине, и вы поймете, каково было мне тогда.
Вдруг перед моим мысленным взором возник образ отца Порфирия — точно такой, каким я его видел в последний раз. И как ни странно, я внезапно успокоился. Все исчезло в мгновение ока! Страх сменился тишиной, покоем и радостью!
Остаток этой святой ночи, когда Батюшка посетил мой дом, я провел радостный и успокоенный. А ведь это я задумал прийти к нему, но, как говорится, "если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету"… Наконец я окончательно пришел в себя, осознав, как глубоко был не прав по отношению к Батюшке, осуждая его в мыслях и в тот злополучный день, и во все последующие дни.
Где-то в глубине души я понимал, что не мог Батюшка вот так, в одну минуту, вычеркнуть меня из своего сердца, да еще по той причине, что я его "беспокоил" не словом или делом, но просто мыслью! Это было бы в высшей степени несправедливо! Если Иисус не отринул Своего ученика Петра, который трижды от Него отрекся в одну ночь, так мог ли Батюшка отказаться от меня только потому, что я его мысленно "побеспокоил"?
Господь не только не отринул Петра, но и поспешил к нему на помощь, когда тот находился в отчаянии после своего отречения. Скажите ученикам и Петру[41],- были его слова.
Так и Батюшка своим ночным визитом хотел уберечь меня от отчаяния и сомнения в том, смогу ли я оставаться его духовным чадом. Верю, уповаю и надеюсь, что он меня простил, несмотря на то что я столько огорчал его, сам того не желая.
"ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА" И ПРОЕКТ СКИТА
После ночного визита отца Порфирия в мой дом мне ничего другого не оставалось, как вернуться к нему. В то же время возвращение означало, что я сдался. Однако такой поворот дела меня совершенно не беспокоил. Тем более что причиной прерванных отношений был не недостаток послушания, а то "мысленное" беспокойство, которое я причинил Батюшке без всякого злого умысла, по неведению.
Я ведь тогда еще не знал, что отец Порфирий в Духе Божием слышит все и что от него ропот не скроется[42] даже тогда, когда он спит. Я-то полагал, что он действительно спит у себя в келье и не чувствует, как я с нетерпением ожидаю его выхода и дохожу до отчаяния.
Но, хотя здоровье Батюшки было подорвано, он не знал покоя ни днем ни ночью, ибо, как говорит Писание, я сплю, а сердце мое бодрствует[43]. Итак, препятствий для моего возвращения к духовному отцу не существовало! Я должен решиться!
И я решился.
В тот же день я отправился к Батюшке. Как я оказался в Милеси, сам не помню. Я прошел в его келью, но там его не было; поискал в других местах, где он часто бывал, — тоже нет. Тогда я спросил женщин, работающих при ските, и они сказали, что Батюшка находится на стройке и сам следит за строительными работами.
Я направился туда и увидел, что он сидит на камне и наблюдает, как ведутся работы по проекту, который он сам разработал. Я издали пытался угадать, в каком Батюшка настроении. Мне показалось, что в хорошем. По мере того как я к нему приближался, он становился все радостнее. Когда же я подошел к нему совсем близко, лицо его просияло!
Отец Порфирий встал и, улыбаясь, обнял меня; мы расцеловались. При этом оба очень волновались. Помолчали, потом я спросил:
— Вам что-нибудь напоминает
