По образу Его - Филипп Янси
10.
Основа основ
Все существующие тела: свод небесный и звезды, твердь земная и все, что на ней, не равны по своему значению даже самому низшему разуму; ибо разум знает все о них и о себе самом; а они не знают ни о чем.
Блэз Паскаль, «Мысли»
Мы покончили с мечтами и фантазиями, чтобы перестать витать в облаках и вернуться в реальность. И вот что оказалось: реальность неразрывно связана со способностями, пробуждающими наши мечты и фантазии. Это происходит благодаря тому, что человеческий разум — создатель иллюзорных представлений и образов — единственный гарант реальности, потому что поиски реальности ведутся лишь на основе иллюзий.
Сэр Артур Эддингтон, «Естество физического мира»
Во всей медицине нет процедуры, потрясающей наше воображение больше, чем операция на мозге. Она выглядит как грубое вмешательство, как кощунственное святотатство, как осквернение Святого святых. Ни одному человеку, вскрывающему человеческий череп, не удавалось избежать этого страшного ощущения осквернения. Веками человеческий мозг оставался недоступным. Сохранились лишь его грубые карикатурные зарисовки. Этот загадочный орган неумолимо притягивал к себе даже такого смелого новатора, как Леонардо да Винчи. До нас дошли не совсем точные наброски человеческого мозга, сделанные его неуверенной рукой. Его последователь — Везалий — пытался сделать более достоверные рисунки. Он даже обращался к палачам, чтобы они отдавали ему головы казненных преступников. Именно он впервые составил анатомически точный рисунок мозга.
Учась в медицинском университете, я выбрал в качестве темы своей курсовой работы изучение функций главных нервов головы человека. Я хотел исследовать работу проводящих путей, идущих от органов чувств к основе основ всего нашего организма.
К тому времени я проучился на медицинском факультете университета уже два года. Но, как выяснилось, так и не приобрел требуемой закалки: я не готов был общаться с головой трупа — совершенно целой и прекрасно сохранившейся, лишь слегка сморщенной под воздействием химических реактивов. Она принадлежала мужчине средних лет с густыми волосами и кустистыми бровями. Когда я приподнял его веки, он вперил в меня свой пронзительный взгляд. А как вообще надо обращаться с головой трупа? Как ее переносить? За уши? За волосы? В учебниках об этом не было сказано ни слова.
Несколько месяцев подряд все свободное время я проводил в компании головы моего безымянного друга. В мою задачу входило ее полное вскрытие и исследование важнейших лицевых нервов. Я должен был проследить путь прохождения внутри черепа нервов, тянущихся от уха, глаза, языка и носа к мозгу. «У черепа был язык, который однажды запел», — написал Шекспир. И мне все время мерещилось, что лежащий передо мной на столе кусочек этой складчатой ткани вдруг запоет, заговорит, начнет мне подмигивать и улыбаться. Я был несказанно благодарен резкому запаху формальдегида, пропитавшему всю мою кожу, который постоянно напоминал мне о том, что я резал на куски не живое человеческое лицо, а образец законсервированной ткани.
Я уже знал, насколько точной должна быть работа нейрохирургов. Я видел, как они аккуратно, слой за слоем вскрывали череп: разрезали мышечную ткань и оболочку, затем осторожно раздвигали их, чтобы получить доступ к находящейся внутри, слегка отсвечивающей из глубины кости. Мне не раз приходилось с восхищением наблюдать, как хирурги прилагают немалые усилия, чтобы сделать медицинским сверлом отверстие в сантиметровой оболочке кости. Иногда образовывавшаяся при этом костная мука легким облачком поднималась вверх и развеивалась в воздухе операционной. К тому моменту, когда череп был просверлен и распилен вполне достаточно для того, чтобы открылся необходимый проход к мозгу, лица хирургов были совершенно мокрыми от пота.
Никто никогда не стал бы проникать в эту идеально укрепленную крепость, если бы не крайняя необходимость. Череп моего трупа представлял собой неприступный гранитный свод, герметично защищавший мозг своего хозяина от самых малейших отрицательных воздействий — перепада температур, изменения влажности и любых других влияний внешнего мира. Тем более парадоксальным представляется тот факт, что этот же самый мозг содержит в себе всю информацию о внешнем мире. И происходит это благодаря тянущимся к нему тонюсеньким беленьким нервам, изучением которых я и занимался в тот период.
Я начал исследовать те участки, которые знал лучше всего — глаз, ухо, нос и язык. Их форма была мне очень хорошо знакома. Я разрезал и раздвинул сначала кожу, затем жировой слой, затем слой мышц и добрался до внутренней структуры, в которой и располагались ведущие в мозг нервы. После этого я углубился еще дальше. Я напоминал себе отважного путешественника, отправившегося на поиски истока Нила. Шаг за шагом я продвигался вдоль тончайших белых проводочков по все более и более уплотнявшейся массе, все ближе и ближе подступая к самому святилищу — мозгу. Нервы оказывали сопротивление моему продвижению: например, пятый нерв, так удобно берущий свое начало в подбородке, вдруг делал резкий изгиб в челюстной кости и вскоре совершенно исчезал из виду в недрах нижнего основания черепа.
В отличие от нейрохирурга, я не мог просто взять и начертить маркером места, где буду делать разрезы, а потом спокойно начать действовать по этой схеме. Мне приходилось долбить долотом лицевой скелет, проходя слой за слоем и терпеливо отсекая костные щепочки. В то же время я должен был соблюдать особую осторожность, чтобы острый край инструмента не проник слишком глубоко и не перерезал нерв. К счастью, я целый год проработал каменщиком на стройке. Поэтому после небольшой тренировки мне показалась вполне привычной и даже в чем–то творческой работа молотком и долотом по кости толщиной с пергаментную бумагу. Я изо всех сил старался добраться до нервов и в то же время не повредить их, не оставить после себя явных следов насильственного вторжения.
Наша глазная впадина образована семью соединенными между собой косточками. Они составляют гнездо, в котором надежно располагается глаз. Я должен был пройти сквозь каждую из них, чтобы добраться до самой глубины поблескивающего глазного яблока. Проделав весь этот путь, я осторожно последовал дальше — по туннельчику глазного нерва до самого мозга. Помню, меня тогда сильно поразило огромное разнообразие тканей. Мало–помалу я продвигался вперед. То брал в руку скальпель и делал небольшой разрез в шелковистой мышечной и жировой ткани, затаив дыхание и направив тупой конец скальпеля в сторону нерва: даже легкая дрожь в руках могла привести к разрыву нерва. То, отложив скальпель в сторону, я брал молоток и долото, чтобы изо всех сил долбить
