Отголоски иного мира - Филипп Янси
Так же и в наши времена: наука проливает все больше света на тварный мир, но из–за образовавшихся теней мы все хуже воспринимаем область невидимого.
Я не луддит, который противится всяким технологическим новациям. Благодаря ноутбуку я могу найти любую строку в любой из моих книг, написанных за последние двадцать лет. В компьютере у меня хранятся тысячи выписок и заметок. И хотя я живу в глубокой провинции, с помощью этого чуда техники я посылаю письма друзьям в Европу и Азию. С помощью компьютера я оплачиваю счета. Одним словом, всячески наслаждаюсь плюсами редукционистского подхода к технологии и науке.
Но наряду с достоинствами современного мировоззрения я ясно вижу и его опасности. Наполненный редукционизмом дух времени приучает нас смотреть на вещи упрощенно. Если можно так выразиться, наука создает топографическую карту мира. Вы видели топографические карты? На них зеленым цветом обозначена растительность, а волнистыми линиями — горы и холмы. Я часто пользуюсь такими картами, лазая по горам в Колорадо. Однако ни одна карта — ни двухмерная, ни трехмерная — не способна воссоздать всю полноту картины мира. Она не передаст очарование и великолепие гор: прозрачный и чистый воздух, ковер диких цветов, гнездо куропатки, ручьи с ледяной водой, завтрак на вершине.
Более того, редукционизм не оставляет места миру невидимому. Считается самоочевидным, что материальный мир — это все, что есть. Его можно измерять, фотографировать и классифицировать. Можно даже разложить на мельчайшие частицы с помощью ядерных ускорителей. Изучая части, человек выносит суждение о мире в целом.
С невидимым Богом так обращаться нельзя. Бога не измеришь и не сведешь к простейшим составляющим. Соответственно, в технологически продвинутый мозг человека закрадывается мысль, что Бога и вовсе нет. И человек замыкается в мире, который можно разлагать на все более мелкие составляющие, редуцировать и анализировать. Его слух закрыт для вестей о мире ином. По мысли Льва Толстого, материалисты принимают то, что ограничивает жизнь, за саму жизнь.
Один мой сосед просто помешан на аккуратности. Он живет на лесистом участке в четыре гектара. В какой–то момент ему стал досаждать вид засохших ветвей орегонских сосен: он регулярно проезжал на машине мимо сосновой рощи, и ему претила такая бессистемность и неупорядоченность. Сосед позвонил в лесничество и выяснил, что обрубить сухие ветки сосен обойдется в пять тысяч долларов. Опешив от такой гигантской суммы, он решил взяться за дело сам. Обзавелся цепной пилой и несколько выходных подряд, взгромоздившись на лестницу, пилил ветки, до которых мог дотянуться. Затем он снова позвонил в службу ухода и спросил, сколько они возьмут за спиливание оставшихся веток. Ответ был неутешительным: «Господин Родригес, вам придется заплатить десять тысяч долларов. Чтобы добраться до верхних ветвей, мы могли бы воспользоваться нижними. Но теперь придется вызывать специальную машину с высокой лестницей, а это дорого».
Чем не притча о современном обществе? Мы обрубили нижние ветки, на которых строилась западная цивилизация, и до верхних веток нам уже не дотянуться. Как сказала американская писательница Энни Диллард, «мы погасили свет в священных рощах и на высотах… и от пантеизма перешли к пан–атеизму».
Ни одно общество в истории не пыталось жить без веры в священное. Ни одно — вплоть до современного западного. Этот скачок в умонастроениях имел трагические последствия, и мы только теперь начинаем их осознавать. Мы запутались в основополагающих вопросах, которые всегда волновали человечество: в вопросах о смысле, цели и морали. Один мой знакомый–скептик одно время пытался пользоваться этическим критерием: «Что бы на моем месте сделал атеист?» — этакая пародия на христианское: «Что бы сделал Иисус?» Но потом он бросил это занятие, ибо мало–мальски надежных и вразумительных ответов получить не смог.
Устраняя сакральное, мы меняем всю нашу жизнь. В былые времена люди считали себя творениями любящего Бога, Который дает надежду даже в тяготах: Он держит в Своей длани весь мир и направляет его к окончательному исправлению. Сейчас веры у людей нет. И они чувствуют себя потерянными и одинокими. Исчезло послание свыше, превосходящее все земное. А в этой вести содержалось обетование, которое наполняло жизнь смыслом. Красота природы, уникальная ценность человека, жизненная необходимость нравственных критериев — сегодня все это объявлено иллюзорной надстройкой, призванной сгладить жестокую реальность. А реальность такова: мир — хаос, им правит случай, и роль человека в нем ничтожна.
Большинство же людей на протяжении всей истории человечества считали, что наш мир, с его радостями и страданиями, рождениями и смертями, любовью и горечью, связан с миром сакральным, невидимым. В наши дни так думать перестали. Во всяком случае, огромная часть населения земного шара смотрит на вещи иначе: мы рождаемся, растем, трудимся, обогащаемся (или разоряемся), общаемся и умираем без утешения. Ничто не имеет глубинного смысла.
Знаменитый биохимик Жак Моно на сей счет высказался предельно жестко: «Человек осознает, что, подобно цыгану, живет на краю чуждого ему мира. Мира, глухого к музыке его души, безразличного к его чаяниям, равно как и к его страданиям или преступлениям… Рано или поздно человек осознает, насколько же он все–таки одинок в равнодушной бескрайней Вселенной, в которой он возник по воле случая».
Эйнштейн заметил, что «признак нашего времени — обладание совершенными средствами для достижения неясных целей». Физики сводят материю к элементарным частицам, а программисты практически все наши знания о мире — к битам информации. Мы знаем, как происходит то, что происходит, но не знаем, почему и зачем. Мы даже толком не знаем, почему люди обладают свободой выбора. Действительно, почему мы можем выбирать — любить детей или их бить, учиться и работать или пьянствовать? Почему мы ведем себя именно так, а не иначе и делаем именно такой выбор, а не иной?
***
Возникла новая наука под названием эволюционная психология, которая объясняет, что наше поведение закодировано в ДНК, и в основе всех наших поступков лежит некий принцип, так называемый «эгоистичный ген». Открытие этого гена, по словам приверженцев новой науки, представляет собой важнейшее достижение биологии со времен Дарвина. Суть открытия заключается в следующем: все мои поступки продиктованы необходимостью сохранить генетический материал. Те поступки, которые не идут на пользу мне лично, идут на пользу генофонду человечества.
Как ловко! Всякая доброта оказывается лишь формой эгоизма. Эдвард Уилсон, один из основателей
