Клад отца Иоанна - Лимонов Анатолий Иванович
- Ты нескажешь - не узнает!
- Эх, Слоняра,сколько я еще буду тебя покрывать! Совсем ты от рук отбился... Одичал тут влесу.
Ржавый подошелко мне и ударил ногой в бедро:
- Надовставать, когда старшие стоят! А ну бегом на место, сопля! - и бандит сновасаданул ногой по бедру. Я встал и, прихрамывая, пошел к яме.
- Бегом, ясказал! - рявкнул худой и отвесил мне хорошего пинка.
Я стерпел иэто, но шага не прибавил. Пашка вскочила, но Ржавый ее остановил:
- Ладно, тыможешь остаться!
- Я без негоне останусь! - отрезала девчонка и освободилась от опеки худого.
- Ну и катиськ своему дружку под бочок, дрожжи продавать! - хохотнул Ржавый и грубоподтолкнул Пашу в спину, да так, что она наверняка упала бы, если б ненатолкнулась на меня.
- Видал, Слон,пигалица-пигалицей, а туда же! Гонор имеет! - хмыкнул худой бандит и многозначительнодобавил: - Любов понимаш! - и весело загоготал.
Я стерпел и втретий раз. Взглянул лишь на Слона: тот сидел и энергично тыкал палкой в костери при этом челюсти у него двигались от волнения.
- Давид иГолиаф, блин! - прошептал я, плюнув в сторону бандитов. Мы быстро спустились вхолодную яму. Последнее, что я услышал, был радостный голос Ржавого:
- Видал,сколько первача затарил! Теперь нам ночка нипочем! Готовь закусь...
А Слон емуответил:
- Аружьишко-то где раздобыл?
В лесу темнеетбыстрее, чем на лугу, а в яме и тем паче. Вскоре у нас внизу стало так темно,что мы уже не различали даже друг друга и ориентировались лишь на блеск глаз.Небо сделалось фиолетовым и на нем заиграли первые звездочки. После еды игорячего чая холод нас пока особо не донимал. Мы сидели молча и думали,наверное, об одном и том же: не станет ли эта ночь последней в нашей жизни? Икак бы нам ее получше провести? Но мысли теснились, громоздились, никак немогли (да и не хотели) выстроиться в нужный порядок. Было все как-то мерзко,отвратительно, а как думать о том, что нас вот так запросто могут убить,утопить в болоте, что жизнь наша, такая яркая, насыщенная и веселая вдруг разомпрервалась в заброшенном храме, что мы уже сутки сидим в «волчьей яме» и никомунет до нас дела! Родители работают, отдыхают, ждут нашего возвращения излагеря; Людмила Степановна, похоже, сердится даже, что мы так ловко провели ее,сбежав с братом Феодором в дальний монастырь; батюшка удивляется тому, что мытак легко бросили все дела в тот момент, когда он только начал завозитьстройматериалы, и наши руки на стройке были вовсе не лишними; «зернышки», поди,грустят из-за странного исчезновения их любимых старосты и бригадира... А ведьмы исчезли, возможно, навсегда, и вместе с нами ушел и клад отца Иоанна,который все так хотели обнаружить... И никто даже не догадывается, что мы нашлиего и какой он богатый! Все вышло как-то дико, глупо, нелепо, неестественно...И во всем этом фантастическом нагромождении ужасов было одно утешение: еслисуждено погибнуть, то уйду я в мир иной вместе с Пашкой, а с ней - нигде нестрашно, с ней нигде не соскучишься! И будет тогда, как в сказке: «Жили онисчастливо и умерли в один день!» Я вздохнул, встряхнулся, прогнал черные мыслии сказал:
- Ну вот,из-за этого Слона и иголку угробили.
- Это ничего,зато хоть перекусили и погрелись. А у меня еще одна есть, с черной ниткой, -отозвалась Пашка.
- Запасливаяты, староста!
- А как же!Хоть уголка в пути и тяжела, но порой очень бывает нужна!
- Молодец ты,Пятница, просто молодец... - проговорил я, потирая ушибленную бандитом ногу иморщась от боли.
- Спасибо! -тихо сказала Пашка, и глаза ее ярче заблестели в сгущающейся тьме.
** *
Ночью холод вяме усилился и стал пробирать до костей. Мы сели поближе друг другу, но этобыло слабым утешением. Все мысли сразу выветрились из головы и была лишь одназабота: как согреться и дотянуть до теплого утра. Приходилось вставать иразминать, разогревать свои мышцы, делая для этого резкие движения. И яневольно отметил, что эта, вторая, наша встреча с Прасковьей в чем-то копируетнаше первое путешествие по Уралу. Правда, не в полной мере, но все-таки... КакМещере далеко до просторов тайги, так и наши приключения были уменьшительнымикопиями. А что, ребята, ведь многое сходилось: тогда я расшиб ногу, а сейчаспробил голову, и Пашке пришлось жертвовать своей «ночнушкой», чтобы залечитьмои раны; тогда на нас напали псы, а тут нас атаковали «собаки двуногие»; мыснова оказались вдали от всех; как и тогда, теперь вот пришел этот холод, как вуральском подземелье, который едва не отнял у меня Пашку навсегда...
Сколько мы промучилисьна этот раз, не знаю, но от холода очень хотелось задремать, однако стоило лишьприкорнуть, как ледяные иглы со всех сторон лезли под одежду, безжалостнопронзая судорогой все тело. Поэтому о сне не могло идти и речи... Но опытборьбы с этой напастью у нас все же имелся, и мы держались стойко. Спасибо,конечно, Слону, что хоть немного подкормил нас, не то бы мы ослаблиокончательно. Было только жаль тратить последнюю спокойную ночь на глупую изнурительнуюборьбу с холодом...
Когда на небепоявился тонкий серпик луны, лес погрузился в томную дремоту. Стихли все голосаи звуки. Бандиты тоже угомонились. И я почему-то решил, что время перевалило заполночь. Ржавый и Слон проведали нас всего раз, когда еще чуточку было светлонаверху. Большой забрал лестницу, а Худой, тихо поругиваясь, переставилкапканы.
- Спокойнойночи, малыши! - хихикнул Ржа на прощанье и, пьяно икнув, кинул вниз окурок, даеще и плюнул, едва не попав мне на голову. Я швырнул в него шишку, но в темнотепромазал. После до нас доносились еще их невнятные голоса, они даже спеликакую-то зэковскую песенку, потом все стихло. Наверное, охранники спились вконец и заснули прямо у костра, который тоже перестал потрескивать. Тьма сталакромешная, лишь над нашими головами качался тусклый черно-синий круг ночногонеба, позолоченный звездной россыпью. Конечно, можно было попытаться выбратьсяиз ямы и совершить побег. Но как идти ночью через болота?! Лишь одна мысль отрясине, заглатывающей тебя живьем, точно удав кролика, приводила в трепетныйужас.
- О Господи,как же холодно! - произнесла Пашка, постукивая зубами. - Ну, прямо, как убабушки в погребе...
Я прижал ее ксебе и энергично потер ладонью по спине:
- Ничего,держись, Пятница! На нас и покруче холода наезжали, и то не одолели! А с этимсквозняком как-нибудь управимся. Скоро уже и светать начнет... Ночь-то не день,быстро пробежит... Слушай, Паш, а почему эти ночи «воробьиными» называют?
- Д-дап-поттомму-у что они такие короткие, к-как клюв-викки у вороб-бьев... - струдом произнесла девчонка, наверное, уже посиневшими губами.
- Давай-калучше помолимся нашим небесным покровителям, они обязательно помогут и утешатнас! - предложил я.
- Угу, -согласилась Прасковья.
Мы покрепчеприжались друг к другу и обнялись. Потом, закрыв глаза, немного расслабились истали просить святых великомучеников Георгия и Параскеву помочь нам хотя быодолеть этот треклятый холод. И знаете, ребята, не прошло и пяти минут, каквдруг наверху что-то зашуршало, негромко хрустнула ветка, кто-то тяжелый игрузнодышащий осторожно приблизился к краю ямы. И в следующую секунду что-точерное, похожее на крыло, взметнулось на фоне неба и полетело прямо на нас.Словно сам Бэтмэн[15]бросился на дно ямы! Мы и понять толком ничего не успели, как на наши головысвалился тяжелый ватник Слона.
Снова треснулаветка, и наверху все затихло.
- Вот иподмога! - воскликнул я, радостно расправляя фуфайку. Мы мысленно поблагодарилисвоих небесных покровителей, обессиленные укутались в теплый ватник и улеглисьу земляной стенки, прямо на еловых лапках. Телогрейка была такой просторной,что мы вполне поместились в ней вдвоем. Правда, одежонка эта источала тяжелыезапахи табака, пота, спирта, костра, но мы не обратили на них никакого внимания.Главное - в ней имелось тепло и.... такое трогательное, успокаивающее, как ни счем не сравнимое тепло заботливого отца. Заснули мы так сладко и крепко и,главное, так быстро, что не смогли оценить по достоинству порыва души огромногопьяного бандита...
