У березки я заплакал - Леонид Красников
На последней встрече мы еще раз порадовались нашей судьбе, еще раз поприветствовали друг друга. Поседевшие, заметно состарившиеся, располневшие, с лицами, исчерченными вдоль и поперек морщинками, но с прежним, не потускневшим со временем блеском в глазах. Годы берут свое, но общее пожелание при расставании было прежним: мы должны беречь себя для нашей новой встречи. Гореть духом, но сохранять, сколько хватит сил, свое здоровье.
Для меня само собой возник вопрос: «Что вообще объединяет столь большие группы людей, которые, несмотря на значительные расстояния, на занятость находят время снова и снова общаться друг с другом?» Ведь собираются на подобных встречах не три или пять, а сорок и более человек. Одним притяжением былой молодости столь удивительное явление не объяснишь.
Отвечая на поставленный мною вопрос, я пришел к неожиданным для меня размышлениям. У одного из православных авторов удалось прочитать о том, что «интерес, приключение, успех переживаются в одиночку, любовь (эрос) переживается только вдвоем. Есть ценностные события, которые переживаются только совместно, другим образом – нет. Таковы именно высшие ценности».
В наступивший век информации мы чаще попадаем в своего рода паутину, уходя от подлинного общения. Жажда общения остается не утоленной. Все это ведет к одиночеству. А выход из одиночества один – через повторяющиеся встречи с коллегами или бывшими однокурсниками оживить в себе тлеющий уголек общения, наполнить душу непередаваемой духовной радостью. Потому что самый слабый луч благожелательства, сострадания, бережного и чуткого отношения человека к человеку, взаимообмен в живой беседе – в этом уже содержится зародыш истинной дружбы. А истинная дружба есть духовная любовь, которая, по словам патриарха Кирилла, «способна соединять людей». Он же отмечает, что такая любовь – «это одновременно направление человеческой воли к добру».
Каждый из присутствующих на подобных встречах в какой-то мере обладает даром, достоянием столь высокого духовного общения, несущего в себе Божественное начало.
Для верующего нет сомнения в том, что человеческая жизнь идет в потоке промысла Божия, и Творец имеет дивное попечение о каждом создании Своем. Для нас он тоже своим вторжением в нашу жизнь еще в студенческую пору показал, что мы с Ним едины. Господь вторгся в наши сердца и души тихой и незаметной благодатью, которая только укрепилась со временем.
… На первых курсах учебы в университете компанию филологов дополнял Александр Аракелов. Обладая поэтическим даром, Саша и на уборке картофеля, на своих «домашних посиделках» увлеченно читал стихи, отражавшие его взгляд на окружающий мир. Этот мир был наполнен глубокими и тонкими чувствованиями человеческих отношений, неповторимой красоты родной природы, попытками заглянуть в самые потаенные уголки молодой неокрепшей души.
Для большинства студентов Саша так и остался автором лишь нескольких стихотворений. После второго курса Аракелов неожиданно покинул университет, решив продолжить учебу в Комсомольске-на-Амуре. Пробыв на Дальнем Востоке несколько лет, Саша вернулся в ставшее для него родным Сормово. Высшего образования он так и не получил. Стихия захватила его, поставив на первое место поэзию, в тени которой незаметно позади остались постоянная профессия, семья, социальные ориентиры. Саша был абсолютно неприспособленным к жизни, часто менял место работы, а в последние годы вообще был безработным. Видимо, от непонимания окружающими, от того, что стихи его идут в стол и нет возможности опубликовать их в виде сборника, Саша стал злоупотреблять вином, которое, в конце концов, его и сгубило.
Меня могут вполне справедливо упрекнуть: «Зачем вспоминать о человеке, повторившем судьбы многих несостоявшихся поэтов? Мало ли было в 70-90 годы людей, не выдержавших испытание жизненными обстоятельствами, не приспособленных к элементарной борьбе за существование?» Дело в том, что Александр Аракелов на самом деле был незаурядной личностью. Его печально-насмешливая и мужественная поэзия, вобрав в себя многое от мира, еще ждет своего открытия. А те, кто знал его поближе, до сих пор вспоминают как человека отзывчивого, с доброй душой и открытым сердцем.
В жизни так случается, что, чем сложнее, тоньше и глубже внутренняя сущность человека и чем эффектнее его внешность, тем менее верно его нередко воспринимают, тем несправедливее оценивают. Здесь мы имеем дело с «кривым зеркалом» общественного мнения. И чем утонченней человек, тем сильнее его творческое воображение, чем впечатлительнее его наблюдательность, тем чаще его будут посещать в жизни боль, грусть и горечь. Но мы часто забываем об этом, мы не думаем о нашей общей судьбе и совсем не постигаем, что лучшие люди страдают больше всех.
Саша считал, что:
Для счастья немного надо,
Но это «немного» огромно:
Пространство дождя и сада С прогулкой веселого грома.
А свое отношение к жизни он выразил в таких строчках:
Не надо мне другую жизнь.
Моя – единственная, неповторимая,
Пускай безумная, непоправимая,
Зато живая – не во лжи…
Когда-то ученики спросили Антония Великого, как он видит Господа Бога? Он ответил им приблизительно так: «Ранним утром, когда я выхожу из моей землянки в пустыню, я вижу, как солнце встает, как птички поют, тихий ветерок обдувает мне лицо – и сердце мое видит Господа и поет от радости».
Саша мог с любовью вчувствоваться и вживаться в дарованное ему, умел находить в каждой жизненной мелочи глубину и красоту, как бы некую дверь, ведущую в духовные просторы. Ему было довольно простого цветка, чтобы коснуться божественного миротверения и изумленно преклониться перед ним.
И отошла плакун-трава – Настал отрадный август.
На город пала синева,
А ночью – влага.
Грибом запахло во дворах,
В газонах – сеном.
Петух в квартале заорал Вслед за сиреной.
Я начинал другую жизнь – В который раз уж!
На дне заплаканной души Смеялся разум…
А вот уже почти философское:
Листья летят и не падают, нет.
Все-то летят в куролесице лет.
Вечно из осени в осень летят.
Это ведь выдумка – про листопад.
Существует такое понятие, как верность. Она предполагает цельность души. Чтобы быть верным, надо что-то безраздельно любить. Кто действительно любит, тот не может иначе: в нем властвует внутренний закон, святая необходимость. Для Саши Аракелова верность связана со всепоглощающей любовью к поэзии.
В один из тягостных для него 80-х годов он крестился. И хотя по воспитанию и духу эпохи Саша был атеистом, тем не менее он верил в существование Христа и Божией Матери, в их нравственное величие. Марию и ее Сына он ставил на для всего человечества высоту, браня себя за
