Сутра золотистого света - Коллектив авторов
Оно – словно плод сотен существований;
полно мочи и кала. Им пожертвовав,
я Дхармакаи – Тела Истины достигну:
оно не знает горя, неизменно,
неразрушимо, чисто, полно сотен таких достоинств,
как медитация, и свободно от недостатков.»
Приняв сердцем, охваченным великим состраданием, такое мужественное решение, он отпустил своих двух [братьев]:
– Вы оба идите, а у меня еще есть дело в лесу Двадашаванагулме.
Вот юный царевич Махасаттва /110/ вернулся в то место, где [лежала] тигрица, повесил свою одежду на ветвь дерева и произнес такое пожелание:
Я, желая достичь ради блага существ
Пробуждения спокойного и несравненного,
движимый непоколебимым состраданьем, совершаю дар
тела, для других такой трудный.
Пусть я достигну беспорочного, бесценного
Пробуждения, к которому стремятся Дети Победителей!
Пусть я освобожу три мира из ужасного
океана обусловленного бытия.
И вот Махасаттва лег перед тигрицей. Но тигрица не трогала его, сострадательного Бодхисаттву. Тогда Бодхисаттва, подумав: «Увы, она слишком слаба…», – встал и, исполненный сострадания, начал искать нож. Не найдя его, он взял твердую столетнюю ветвь бамбука и, перерезав ею себе горло, упал у пасти тигрицы. Как только Бодхисаттва упал, земля затряслась шестью способами – словно корабль, швыряемый ветром посреди океана. Солнце совсем поблекло – будто схваченное Раху. И пролился дождь цветов вперемешку с небесным благовонием и ароматным порошком. А некое божество, охваченное изумлением, вознесло хвалу Бодхисаттве:
– Сострадание Твое, о мудрый, охватило всех существ,
и Ты, людской герой, здесь с радостью приносишь в жертву свое тело;
такой спокойный, чистый, Ты достигнешь незадолго, без усилий
состоянья высшего покоя, свободного от смерти и рождения.
Тогда тигрица, нализавшись крови, текущей из тела Бодхисаттвы, в одно мгновение [проглотила] его мясо и кровь, оставив лишь кости…
Махапранада, озадаченный землетрясением, сказал Махадеве:
– Вот земля со всеми морями трясется во всех сторонах
вплоть до Океана… И солнце потускнело, /111/
и с неба падают цветы. Моя душа охвачена волнением…
Наверное,
наш младший брат сейчас приносит в жертву свое тело.
Махадева ответил:
– Судя по тому, как сострадательно он говорил,
увидев [ту тигрицу], измученную голодом,
подавленную скопищем страданий,
изнеможенную, готовую сожрать своих детенышей, —
я тоже опасаюсь [за него].
Тогда оба молодых царевича, подавленные горем, с полными слез глазами, вернулись тем же путем к тигрице и увидели, что одежда [брата] висит на ветви бамбука, его кости разбросаны, кровью обрызгана земля, а волосы разметены повсюду. При таком зрелище они упали в обморок на кости [брата]. После долгого времени очнувшись и встав, они подняли руки к небу и стали причитать:
– Ох, бедный наш брат! Горе царю
и матери, так любящей сына!
Мать ведь спросит нас о младшем [брате]:
«Где своего лотосоглазого
[брата] оставили вы?»
Эх, уж лучше нам обоим умереть
на этом самом месте, а не жить!
Как могут дальше нас родители кормить,
если Махасаттву мы утратили?!
Испустив много жалобных стонов и порыдав, два юных царевича удалились…
Слуги младшего царевича, бегая во все стороны и ища его, всё спрашивали друг друга, когда встречались: «Где царевич, где царевич…»
В то время царице, лежавшей на своей кровати, приснился сон, [вещающий] о расставании с любимым [сыном]. Ей снилось, что ее груди отрезаны, зубы вырваны и что она нашла трех напуганных птенцов голубя, но одного из них унес сокол. Затем, когда сердце царицы сжал страх из-за случившегося землетрясения, она вмиг проснулась и задумалась:
«Почему же трясется эта опора существ,
опоясанная океанами?
Вот и солнце потускнело, будто о беде вещая
сердцу моему. /112/
Тело мое сжалось и глаза дрожат, еще и снилось,
что отрезаны мои груди…
Всё хорошо ли с сыновьями,
что в лес отправились играть?»
Пока она так думала, вошла служанка, чье сердце тоже было обеспокоено, и сообщила царице:
– Госпожа, слуги младшего царевича ищут его. Пошел слух, что ваш любимый сын погиб…
Сердце вздрогнуло у царицы, как только она услышала эти слова, и слезы покатились по лицу. Придя к царю, она сказала:
– Господин, идет слух, что мой любимый сын погиб.
Задрожало и сердце царя. Весьма обеспокоенный он крикнул:
– Вот горе! Неужто я утратил своего любимого сына!
Но затем царь стал утешать царицу:
– Не горюй, прекрасная. Мы приложим все усилия к поиску царевича.
Искать царевича было послано множество людей, но они потеряли надежду его найти.
Через некоторое время царь издалека увидел возвращающихся двух [старших] царевичей. И сказал:
– Возвращаются не все царевичи. Горе мне! Наверное, я утратил своего сына!
Сколько горюют при утрате ребенка,
столько не радуются люди
при его обретении…
Разве не счастлив тот в этом мире,
кто умирает бездетным,
иль у кого дети живы и здравы?!
Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:
– Из трех моих сыновей, что отправились
со слугами в лес, полный цветов,
мой добрый младший сын не возвратился!
Где же мой младший, дорогой мне как сердце?!
Когда два царевича подошли, царь их спросил:
– А где мой младший сын?
Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.
Царица велела:
– Сейчас же говорите, где
мой любимый младший сын?!
От предчувствия дурного
сердце разрывается мое,
тело страшно ноет, /113/
и тускнеет ум…
Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил
