Избранные творения - Архиепископ Лука
Русские люди XIV века признали это действие Сергия Радонежского чудом, потому что оживить и привести в движение нравственное чувство народа, поднять его дух выше его привычного уровня – такое проявление духовного влияния всегда признавалось чудесным, творческим актом, таково оно и есть по своему существу и происхождению, потому что его источник – вера.
К концу жизни преподобного Сергия едва ли вырывался из православной Руси скорбный вздох, который бы не облегчался молитвенным призывом имени святого старца.
Этими каплями нравственного влияния и выращены были два факта, которые легли среди других основ нашего государственного и общественного здания Руси и которые оба связаны с именем преподобного Сергия. Один из этих фактов – великое событие, совершившееся при жизни преподобного Сергия (нравственная поддержка и поднятие боевого духа русскому войску), а другой – целый сложный исторический процесс (объединение удельных княжеств вокруг Москвы), только начинавшийся при его жизни.
Так духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным, нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа.
В лице своих представителей Церковь всегда боролась за осуществление христианской морали. Церковь причислила к лику святых митрополита Московского Филиппа, не побоявшегося обличать царя Иоанна Грозного за его жестокость и впоследствии задушенного Малютой Скуратовым за свою непреклонность.
Таких примеров в жизни Русской Церкви много, хотя, конечно, далеко не все иерархи имели смелость обличать тиранию.
Иногда христианская мораль возвещалась не через иерархов Церкви, а людьми из простого народа. Когда Иоанн Грозный, уже разоривший Тверь и Новгород, подошел к Пскову, чтобы и его разорить дотла, то навстречу ему вышел простой нищий и поднес ему кусок сырого мяса. «Я не ем мясо в пост», – сказал ему царь. «Ты хуже делаешь, ты пьешь человеческую кровь!» – отвечал юродивый. Так сила христианской морали остановила руку Грозного, занесенную над городом.
Все христианские злодеяния у нас на Руси совершались не в силу христианской морали, а именно вопреки ей. Сильные мира сего безнаказанно творили свои злодеяния лишь тогда, когда моральное влияние Церкви было слабо и недостаточно. «Побойтесь Бога!» – эта фраза всегда была на устах простых людей, когда необходимо было оказать моральное воздействие на кого-либо. Тем самым христианская религия и гуманистическая мораль практически сплетались в одно.
Колоссальное значение имела евангельская мораль у нас в России во времена крепостного права. Она ковала человеческое сознание, она сеяла в душу забитого крестьянина веру в то, что существует правда, что равенство людей – не пустые бредни и люди действительно равны перед Богом.
Хочется привести лишь один штрих, как христианская мораль возвышала свой голос в защиту человеческого достоинства крепостного.
Величайший из русских святых Серафим Саровский жил в начале XIX века. К нему при его жизни собирались паломники со всех концов России за наставлениями, помощью, советами. Его влияние на народное сознание было велико. Он был отшельник, аскет, но ему всегда была близка жизнь родного народа. Как истинный христианин, старец не мог не быть горячим защитником угнетенных. Он побуждал гордых помещиков видеть в своих крепостных подобных себе людей. Вот, например, его беседы с сильными мира сего: «Это кто же такая девица с вами?» – спросил он у пришедшей к нему за советом помещицы. «Это моя крепостная девка», – небрежно ответила помещица. «Нет, это не девка, – возразил святой, – а девица, и не только что такой же человек, как мы с вами, ваше благородие, но и лучше нас, потому что у нее чистая душа и доброе сердце. Господь с тобою, мое сокровище!» – сказал отец Серафим, благословляя девушку. А помещицу не благословил. Эти слова Серафима Саровского передавались из уст в уста и разносились по всей стране.
Мы знаем, что в народном сознании чрезвычайно большое значение всегда имела идея Страшного Суда.
Все люди, за малым исключением, всегда были верующими, все верили в загробное воздаяние и в вечную жизнь. Верили, что Страшный Суд – это суд над каждым человеком за его моральное поведение в течение жизни. На суд предстанут все, – бедные и богатые, знатные и незнатные. И будут благословенны те, кто миловал, любил и спасал человека; прокляты те, кто не миловал, не любил человека, не помогал в беде, горе, нужде. Могло ли пройти безследно для восприятия человеческим сознанием, когда в храме торжественно и нарочито громко возвещались слова Самого Христа: Идите от Меня, проклятые… ибо алкал Я и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня. И на вопрос осуждаемых, когда же это могло быть, – также слышались слова Самого Христа: Так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне (Мф. 25, 41–45).
Это ли не величайшее из всех моральных воздействий, которое могло быть применено в условиях любого несправедливого общества?
Глава восьмая
Идеал человеческого совершенства есть Христос
«Есть только одна нравственность, А именно та, которая дана нам во время оно, Иисуса Христа», – А.П. Чехов. На грани XVIII и XIX веков во всей Европе и затем у нас в России резко повысился интерес к Евангелию. До XIX века в России не было русского перевода Нового Завета, и тем самым евангельские слова зачастую были недоступны или не в полной понятны для всех мере. Только в 30-х годах XIX века русское общество получило Евангелие на русском языке. Каждый получил возможность читать эту великую книгу и размышлять об истинах, возвещаемых с ее страниц. Результаты воздействия евангельской морали на сознание русского общества и, в первую очередь, передовых людей, были огромны.
«Я читал Библию, – говорит Пушкин, – от доски до доски в Михайловском, когда находился в ссылке, но и раньше много читал Евангелие».
«Есть книга, – писал Пушкин в журнале «Современник», – каждое слово которой истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествий мира; из которой нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть и не было бы уже пословицею народа».
Из чистого евангельского источника утоляли свой душевный голод все те, кто в XIX веке стал у нас провозвестником подлинной высокой морали: Белинский, Чернышевский, Добролюбов были взращены на морали евангельской. От этого и совесть у них была чиста, и моральные требования высоки. Впоследствии они отошли от Церкви, но не от евангельского
