Когда погаснут звезды - Роман Воронов
– Тоска.
Задремавший было Правый встрепенулся:
– Что тоска?
Стоя рядом эоны лет, Ангелы знали всю подноготную друг друга, до трехсотого колена (дальнейшее копание становилось противным), покончив с родственниками и пересказав все известные анекдоты, они стали придумывать их (увы, выходило несмешно), а безысходность положения заставила даже предаться сплетням, что было совсем недостойно их ангельских чинов, которые (сплетни), в свою очередь, довольно быстро закончились по причине благого поведения окружающих, ну а адские чертоги, полные подобного добра, плохо просматривались и прослушивались сверху.
– Ну хоть бы одна душенька заглянула, – заныл Левый, – у нас же хорошо.
Правый был старше и опытнее напарника, прежде чем занять пост привратника, он помыкался в рядах Воинства Света, работал клерком у Иерарха кармического Совета и, наконец, был удостоен чести выполнять роль Ангела Хранителя одного из апостолов, по этическим соображением его земного имени он не называл. Левый же поступил по обмену из другой галактики, отчего многих тонкостей человеческой души не понимал.
– Им стыдно, – коротко ответил Правый, вспомнив, как «поднимал» своего апостола.
– Не понял, – брови у Левого привратника неприлично вылезли на гладкий, как у младенца, лоб.
– Душе человеческой стыдно, – со знанием дела продолжил Правый, – за содеянное. Она боится предстать пред Очами Его, посему выбирает мучения в Аду.
Левый поразился такой логике, эмоциональное тело обитателей земли было недоступно существам его мира, и поступки здешних душ казались странными, по крайней мере, на первый взгляд. Он скептически покачал головой, намереваясь высказаться по поводу столь повышенной чувствительности к сотворчеству, да еще и направляемому свободным выбором (дай мне волю, я сам бы не стоял, как вкопанный с дурацкой улыбочкой, в ожидании непонятно кого и неизвестно, когда, а развалился бы на шелковистой райской травке, если кто и подойдет, так постучит), как вдруг, краем глаза, заметил некоторое движение на слое Перекрестка.
– Похоже, новенький, – радостно сообщил он напарнику.
Правому, а он с удовольствием бы размял спину, но, нельзя, пришлось просто опустить глаза вниз. На Перекресток выплыл хранитель, держа за руку древнюю старушку, из встречающих было только едва заметное, слабо светящееся облачко того существа, что жило у бабки в качестве собачки. Белесое пятнышко радостно подскочило к вошедшей и устроилось между ног. Женщина недоуменно озиралась вокруг, а ее Хранитель, протянув руку вверх, получил из сферы сияния кармического Совета прозрачный сверток. Обняв за плечи бабулю, он передал ей документ и почтительно отдалился, с замиранием сердца ожидая ее выбора. Белоснежный тоннель взмывал вверх, прямо к ногам привратников, черная труба падала вниз, упираясь в конец стонущей, многочисленной очереди.
– Ну, – нетерпеливо заерзал Левый.
Его компаньон оценивающе разглядывал ауру гостьи, судя по выражению лица Ангела, сканирование шло успешно. Наконец, изучив все, что хотел, Правый авторитетно заявил:
– Монашка, Христова невеста, сердце остановилось само, ночью, весьма безболезненный переход.
– Монашка, – Левый оживленно заморгал, – так кому, как не ей, положившей жизнь свою на алтарь служения Господу, не явиться к Нему с высоко поднятой головой? Отчего раздумывает она, все больше обращая взор свой на черный вход, на схождение, когда глаза ее привыкли смотреть вверх, на образа, в Небеса?
Не меняя положения головы, Правый оторвал взгляд от Перекрестка и переместил его влево:
– Нет на ней греха тяжкого, и вошла бы спокойно, но за молитвами неустанными пряталась она, как и за стенами монастырскими, не от людей, но от себя, а стало быть, от Бога. Страшен не сам грех, но помысел о нем.
При этих словах Ангела слегка передернуло и роскошные перья на крылах задрожали мелкой рябью.
– Грех, как деяние, – продолжил он, – исправим и обнуляем, помысел же остается жить и множиться, незрима ткань его, но прочны и цепки крючки, из коих сплетена она.
– Неужто не решится? – расстроился Левый, скорчив гримасу обиженного дитяти.
– Державши себя взаперти, убоится оказаться в Эдемском Саду также, за стеной. Душа, только вырвавшаяся из острога, всюду видит плен. Вот посмотришь, она выберет Ад не из желания согрешить, но, попутав двери, приняв мираж за явь, а отражение за первооснову.
– Ты уверен? – Левый, забывшись, хлопнул себя по бокам крылами, что противоречило и ангельской этике, и уставу привратника.
Правый улыбнулся уголками губ, стажер быстро напитывался эмоциональными эманациями земного плана.
– Более всего сейчас она хочет к Богу, – Ангел чеканил каждое слово, – но пойдет к Его отражению.
Левый искренне недоумевал:
– Почему же?
– Она всю жизнь служила отражению, ничего другого ей неведомо, – закончил объяснения Правый и взглядом указал вниз.
Левый взглянул на Перекресток и успел заметить исчезающую в темном отверстии монашку, ее Хранитель, обреченно уронил голову на грудь, сложил крылья и, вздохнув, последовал за ней.
– Тоска, – снова повторил привратник и, изобразив на кукольном лице улыбку, замер, как того и предписывал устав. Его мудрый напарник также вернул глаза в положение «как положено» и невозмутимо заметил:
– Такая работа.
Из-за стен райского сада доносилось мелодичное птичье щебетание, успокаивающее журчание фонтана живой воды и редкие крики животных, приблизившихся слишком близко к вратам и изумляющимся пустоте, царящей вне Рая. Место, которое Создатель представлял Себе как общий мир, превратилось в оазис, никому не интересный, не зовущий и, скорее, пугающий, чем притягивающий. Творец, отпустивший Адама, читай, даровавший человеку свободу выбора, теперь никак не мог заполучить его обратно.
«Поразительный эффект», – рассуждал Бог, хотя, может, мысль Его формулировалась иначе, автору сие не ведомо. Едва стражи ворот погрузились в полусонное состояние ожидания невозможного, как на Перекрестке произошло обнадеживающее движение. Очередной Хранитель вывалил, иначе и не скажешь, отдельные части физического тела.
Правый, наметанным глазом, сразу же определил:
– Служивый, не иначе.
Из встречающих была одна единственная душа, опять же, по заверениям Правого, прабабка почившего, не дожившая на земле до его рождения, пришла теперь взглянуть на внучка.
Левый приободрился:
– Солдат, чем не достойнейший соискатель. Он защищал или нападал?
Правый пробежался по ауре убиенного:
– Вообще-то, умерщвлен он, а точнее, бренное тело его, посредством фарфорового ядра. В тот момент, когда несчастный, покинул пост и отлучился справить физическую нужду, противник бухнул из мортиры просто так, может, пристреляться или от безделия, вот и вся недолга. А так, солдат принадлежал к гарнизону защитников города и уж совершенно точно военных действий лично не начинал.
Левый удовлетворенно щелкнул пальцами:
– Значит, может он подняться и как герой войти и броситься в объятия к Отцу. Чего ему стесняться, ведь жизнь свою он обменял на