Мистерии янтарного края - Георгий Георгиевич Батура
Здесь же упомяну, что впервые познакомился с текстом Евангелия на Украине, у моего деда по отцу, Максима Демьяновича. Это произошло еще во времена СССР, когда отдыхал в Белой Церкви летом. К тому времени эта старенькая дореволюционная книжка лежала в одноэтажном соломенном украинском домике, что на Заречье, на маленьком подоконнике безо всякой надобности. Мне было интересно ее читать. Сейчас она у меня. В то время я даже хорошенько не осознавал, чем отличается церковнославянский текст от того синодального перевода с «ятями», который читал у деда.
«Ты, Жора, как наш бывший ксендз», — говорил с уважением мне дед, когда я отвечал на его вопросы и объяснял ему смысл и содержание евангельского текста. В то далекое время мне самому казалось, что я этот текст хорошо понимаю. Ведь до этого я уже успел успешно проштудировать Бхагавад Гиту, которую считал гораздо более мудрой и духовной, чем этот «простенький» нравоучительный христианский текст. Судьба послала мне необыкновенно мудрого и прекрасного деда.
В мае 2002 года я стал брать уроки древнегреческого языка у одного из старейших и лучших преподавателей Калининградского высшего учебного заведения, переименованного впоследствии в БФУ им. Канта, — у Виталия Алексеевича Сычинского. И это только для того, чтобы читать Евангелие в подлиннике. Потому что не находил ответ на свои вопросы ни в тексте синодального перевода Библии, ни в церковнославянском переводе (как бы прекрасен он ни был), ни в англоязычных вариантах Нового Завета, ни даже в католическом переводе Священного Писания на польский язык, который я немного знал, так как в молодости любил смотреть польское телевидение.
Позднее у меня появилась активная переписка с отечественным коптологом, который опубликовал в сети новый перевод Евангелия от Фомы из библиотеки Наг-Хаммади, а затем — переписка с известным египтологом из Новосибирска, М.В.Пановым. Все мои изыскания были направлены исключительно на то, чтобы постараться читать исходные религиозные тексты — те, в которых можно было что-то почерпнуть о мистериях, — в подлиннике или хотя бы понимать главную духовную терминологию текста, который был интересен в конкретный период времени. С этим принципом я подходил к вопросу изучения текстов Бхагавад Гиты (уже по-новому) и классических Упанишад Индии, Дао Дэ цзина и Лунь юя Китая, Авесты зороастрийцев, Торы иудеев, египетской «Книги мертвых» и других. Понятно, что все эти исследования не были подобны академическому штудированию наук в университете. При этом все то, что невозможно было прочитать на языке русском (если не существовало перевода на русский), я читал на английском, который тоже немного знал.
Все эти мои занятия нельзя было назвать тотальным изучением древних текстов «по списку». Конечно, нет. Всё это исследовалось не для отчета, а исключительно для себя. Ни о ком другом, кроме себя самого, я тогда не думал. В то далекое время у меня даже мысли не было, что я когда-то все это стану описывать для постороннего человека. Более того, верит читатель тому или нет, но эта книга родилась совершенно неожиданно для меня самого: взял почему-то автоматический карандаш и писчую бумагу и стал припоминать свою краткую «биографию». Костяк книги написал за каких-то пару месяцев, нисколько себя не утруждая. Как будто свою далекую жизнь вспомнил…
Итак, когда исчерпывался интерес к очередному тексту или религии и в голове складывалось определенное мнение по какому-то древнему направлению, всегда приходили не зависящие от меня обстоятельства, которые поневоле обращали внимание на другой текст, уже совсем иного учения или религии. Это явление неоднократно отмечал мой школьный товарищ, который регулярно приезжал в отпуск к своим родителям из Риги. Подходил к книжным полкам и с недоверием ворчал: «Послушай, у тебя каждый раз совершенно другие книги!». Он не понимал этих моих исканий, проявляющихся в резкой смене «увлечений» и полагал, что всё это наносное.
Так было у меня, например, с древнекитайским направлением, которым я до этого никогда не интересовался и не считал подобное занятие заслуживающим внимания. Какие-то иероглифы, не имеющие к моим поискам никакого отношения! Однажды, как обычно, я спустился в магазин «Книги и книжечки», что располагался на центральной площади Калининграда, и увидел на полке тоненькую книжку небольшого формата, прекрасно изданную нашим «Янтарным сказом»: в твердой обложке, на глянцевой бумаге и с прекрасными репродукциями. Это был Дао Дэ цзин в советском переводе Ян Хин шуна. Любой интеллигент того времени трепетно относился к книге (такого увлечения книгой, самой по себе, в стране давно уже нет), и тем более прекрасно изданной. И конечно, я ее купил. И как это было всегда, полностью забыл все свои прошлые изыскания и с головой погрузился в мир Древнего Китая.
И опять, наверное, везение: как раз именно в это время в продаже стало появляться много переводов и других книг прекрасных китаеведов советской школы, которые наперебой издавали исследования по Дао Дэ цзину, и Лунь юю. В то время я купил в интернет-магазине замечательный «Большой китайско-русский словарь» под редакцией профессора И.М.Ошанина (четыре увесистых тома!), приобрёл все эти тексты на древнекитайском и занялся их пристальным изучением.
Читатель пусть не удивляется подобной мнимой эрудиции автора: древнекитайский текст это, в первую очередь, рисунчатый рассказ, — это сами иероглифы, их древний смысловой рисунок. В тексте они следуют один за другим, как картинки комиксов или кадры кино, а грамматика почти отсутствует. Это не иероглифы Древнего Египта, которые являются составной частью сложного в грамматическом отношении языка, изменяющегося на протяжении тысячелетий.
И должен сказать, что именно Конфуций, а не Лао цзы, меня очень многому научил. Он объяснил мне то, что происходило во мне самом, и чего я до этого времени не понимал, и о чем невозможно прочитать ни в какой другой книге. Но не тот Конфуций, который известен всему миру по стандартным переводам Лунь юя, а подлинный проповедник учения о мин синь («просветление сердца»), который заново открыл для себя и для всего Китая древнее духовное учение аристократов династий Шан и Раннего Чжоу. К сожалению, Китай этого открытия не понял, — в то время его занимали уже совершенно другие вопросы.
При этом все те откровения или мистерии, которые получал автор настоящей книги, являлись его сугубой тайной даже для домашних. Да и какая это тайна? Ведь если говорить объективно, это никому не было интересно, да и незачем было знать. И как об этом говорить?
