Цивилизация классического ислама. От праведных халифов до падения династии Аббасидов - Доминик Сурдель
Последние действительно проявляли себя все более независимыми по отношению к гражданской власти, которую пытались заменить собственным авторитетом. Таким образом в истории халифата выделилось имя амбициозного евнуха Муниса, начальника багдадской полиции, который стал играть роль командующего войсками и сумел воспользоваться неоднократными военными победами для поддержания порядка в империи. В начале правления ему предстояло отвоевать Фарс, незаконно занятый одним из Саффаридов. Затем необходимо было сдержать угрожавших Басре карматов и вступить с ними в переговоры, потом – защищать Египет от натиска Фатимидов, утвердившихся в Ифрикии и решивших сделать эту провинцию отправной базой для своих восточных походов, образумить взбунтовавшегося мосульского наместника Ибн Хамдана, – все эти события стремительно следовали одно за другим. Именно тогда азербайджанский наместник Ибн Абиал-Садж попытался превысить свои полномочия, прекратив выплату дани, которой была обложена провинция. Несколько позже бахрейнские карматы, нарушив многолетнее перемирие, осадили Басру и неоднократно грабили караваны паломников в Мекку. Мунису пришлось снова думать об отражении их атак, особенно после того, как попытка вазира бросить против них непослушные войска Ибн Абиал-Саджа оказалась совершенно неэффективной. В этот момент карматы уже угрожали Багдаду, население которого охватила паника, и с 927 г. верховенство Муниса, перед которым Ибн ал-Фурат вынужден был склониться еще в 924 г., более не оспаривалось. Это был главнокомандующий, который с тех пор снимал и назначал вазиров. Он же, спровоцировав революцию 929 г. с целью замены ал-Муктадира его братом ал-Кахиром, организовал затем и ее провал, наконец, он же развязал волнения, приведшие к гибели халифа в 932 г.
И если позднее новому суверену удалось поладить с этим опасным человеком, то лишь для того, чтобы назначить на его место нового главнокомандующего, а затем поручить контроль над правительством камергеру, также военачальнику. В конечном счете ал-Ради передал неограниченные полномочия одному эмиру, который принял титул «великого эмира». Торжественное вступление в Багдад Ибн Райка, который будет фактически отправлять власть от имени лишенного всякого влияния халифа, ознаменовало важное изменение в политической организации империи.
Таким образом, непокорность многих наместников, волна таких серьезных мятежей, как восстание карматов, и необходимость дорогостоящих репрессивных военных походов довели аббасидское государство до тяжелого финансового положения, которому способствовали также хищения секретарей и привычка двора к роскоши. Некогда, безусловно, соблюдался принцип: никогда не доверять управление провинцией и руководство ее финансами одному и тому же лицу; но эта мудрая мера предосторожности не могла сохраниться в периферийных регионах, где нарастал беспорядок и где приходилось предоставлять некоторым наместникам заботу о взимании налогов.
Отходившая тогда центральной казне доля зачастую уменьшалась, иногда и вовсе придерживалась, и суверен ничего не мог с этим поделать.
Финансовые затруднения заставляли халифат в те времена добывать средства не только через займы, но и практикой предоставления податных «откупов» финансовым управителям, способным их выкупить посредством предварительного внесения значительной суммы. Управители пользовались этим впоследствии для создания беспорядков, под прикрытием которых они рассчитывали получить доступ к власти. Злоупотребления приобрели такой размах, что в 919 г. пришлось запретить брать податные откупа любому сановнику. Между тем халиф, который так и не мог решиться на введение экономии, требуемой министрами, подобными Али ибн Исе, снова оказывался зависящим от милости тех, кто единственно был способен отсрочить постоянно угрожающее ему банкротство.
К тому же все эти отчаянные попытки разрешения трудных вопросов совершались в обстановке непрекращающейся борьбы религиозных группировок, по отношению к которым избираемые халифом вазиры занимали чаще всего различные позиции. Например, в багдадских кругах карматский феномен породил психоз, побуждавший кое-кого в самой столице изобличать злодеяния исмаилитов, которые считались сообщниками карматов, и под этим предлогом обрушиваться даже на людей могущественных. Конечно, действующие министры не работали против суннитского халифата, но все, что им удалось сделать, – это начать с карматами переговоры с целью устранить угрозу, которую создавало присутствие мятежников на подступах к Ираку и вблизи дороги хаджа. Тем не менее против многих нежелательных лиц выдвигались, и зачастую небезуспешно, обвинения в прокарматизме.
В обстановке нарастающей враждебности продолжалось соперничество, десятилетиями существовавшее между шиитскими и суннитскими секретарями. Предводителем первых был опасный Ибн ал-Фурат, вторых возглавлял Али ибн Иса. И те и другие стремились подорвать позиции противника, не гнушаясь любыми интригами: взять хотя бы происки, которые велись против Али ибн Исы, после того как он сумел договориться с карматами и добиться от них перемирия. Но и среди самих суннитов больше не царило согласие: ханбалиты, будучи ригористами и резкими антишиитами, вынуждены были искать у вазира ал-Хакани поддержку, в которой им отказал Али ибн Иса.
Эти раздоры, серьезно волновавшие правящие круги, задевали и народ, в котором не прекращалось брожение, ощутимое в момент знаменитого процесса над мистиком ал-Халладжем, этим экстатичным суфием, который выступал также как народный проповедник и в качестве такового принял сторону Ибн ал-Мутазза и проповедовал реформу халифата. Преследуемый Ибн ал-Фуратом, арестованный спустя несколько лет и преданный суду после долгих месяцев заключения, обвиняемый одними за отступнические шиитские доктрины и карматскую пропаганду, другими – за шарлатанство, ал-Халладж в конечном счете был осужден на смерть одним из багдадских кади и казнен по приказу халифа, и никто не осмелился заступиться за него, настолько ощущалась всеми необходимость какого-либо примера, чтобы успокоить возбуждение умов.
Эти глубокие разногласия религиозного происхождения, которые охватывали все этажи общества и которые тщетно пытались примирить последние независимые халифы, приняли еще более серьезный размах, когда аббасидские суверены окончательно передали реальную власть эмирам – чаще всего шиитских убеждений. Завершавшееся тогда территориальное дробление империи, в которой традиционный глава исламской общины оказался бессильным повелевать, усиливало уже давно существующие тенденции к религиозному разделению, которые становились все более упорными, по мере того как каждая новая региональная династия принимала на своей территории собственную доктринальную систему. Суннизм и шиизм, таким образом, положили начало разделению исламского мира, в то время как иранские и тюркские элементы все больше утверждали свое господство в восточных регионах, а западные провинции, возмущенные багдадской властью и одновременно сильно взбудораженные сектантскими движениями, готовились внезапно, с приходом фатимидской династии, получить роль первого плана в последующей истории ислама.
Глава 3
Провинциальные центры и распад империи (900–1260)
Аббасидская династия в течение двух столетий отождествлялась с исламской империей, суверены которой установили в принципе автократическое правление. Под ее эгидой халифская власть обрела несравненный блеск, несмотря на все перипетии беспокойной истории, которая, на взгляд из Ирака, сводилась в основном к
