Ответы - Роман Воронов
– Тогда жди.
– Сколько ждать-то, у меня дела, – Падший нетерпеливо переминал когтистые лапы на перекладине.
Светлый поднял глаза к небу:
– Первый на подходе.
В глубине лесной чащи послышался осторожный стук копыт, конь явно выбирал, куда ступить, а всадник чертыхался, но голос его был приглушен и странно вибрировал, словно на голову было надето ведро. Через некоторое время конь, судя по звукам, перешел на шаг, а затем и вовсе на галоп и к Кресту всадник, обряженный в блестящие доспехи рыцаря, вылетел на полном скаку. Видимо, в последний момент узрев через узкие щели внушительных размеров препятствие, Рыцарь натянул что было сил поводья и от резкого торможения его явно не по размеру шлем с клацающим, как челюсть собаки, забралом, слетев с головы, со свистом чугунного ядра направился в сторону Светлого. Тот едва успел пригнуться, и страшного вида снаряд проследовав над белой головой в сторону куста бузины, посшибал неспелые плоды и напрочь разворотил гнездо сойки.
– Ба, – загоготал Падший, – да ему не в кавалерию, а в артиллерию.
Взорам обоих ангелов открылось румяное, безусое лицо молодого человека, который, спешившись, преклонил колено возле Креста и зашептал:
– Господи, долг зовет меня…
Светлый повернулся к Падшему:
– О каком долге все они твердят, рыдая у закрытых врат Рая?
– В его случае «долг» – местный Епископ с неплохими ораторскими навыками и недурственным актерским талантом, наш человек.
– Уже? – удивленно вскинул брови Светлый.
– Уже давно, – подмигнул Падший, – запудрил мальчику мозги, Гроб Господень осквернен, сарацинам не место в Святой Земле, всяк праведный христианин, возьми оружие и в поход – хорошо работает.
– Но это же обман, ложь! – захлопал возмущенно крыльями Светлый.
– Это искус, Епископ – мастер искушения, – горделиво заметил Падший.
– Какая разница, – Светлый с нежностью смотрел на молящегося.
– Прошу не путать, дорогой не-брат, – менторским тоном начал Падший, – обман – это искажение существующего, а искус – предложение варианта будущего. Не искушает ли проповедник Царствием Божьим и райскими кущами колеблющиеся души?
Подготовленный, черт, – подумал Светлый, – канцелярия у них там, что надо.
Между тем юноша, закончив молитву и истово перекрестясь, полез в кусты за шлемом, удобную чашу которого уже облюбовало семейство пауков, вытряхнутых оттуда самым решительным образом.
– Он прославится подвигами и милосердием, чистое сердце, – умиленно промолвил Светлый, провожая взглядом Рыцаря, «получившего» благословение на крестовый поход.
– Бьюсь об заклад, это наш клиент, – возразил Падший, – стоит первой крови забрызгать его кукольное личико, и сердце озлобится, а от милосердия, на которое ты, между прочим, зря уповаешь, останется лишь мизеркорда и он ею, помяни мое слово, не преминет воспользоваться.
Конский топот затих за их спинами, ангелы заскучали, солнечный диск нещадно палил им оперенные макушки, оба «наблюдателя» задремали, да так, что мелкие жучки, снующие по «моховым лапам» Креста в поисках провианта, забрались на ангельские крылья, пахнущие ладаном у одного и гарью у другого.
Но хрустнула ветка под чей-то легкой ногой, ойкнул приглушенно почти детский голос, и ангелы одновременно открыли глаза. Перед ними, но не видя их, а только каменный Крест, стояла юная дева, прекрасное светловолосое создание с широко раскрытыми (гляди, так и вывалятся) глазами и столь же широко распахнутым ртом.
– Чего это она? – удивился Падший.
– Может, нас узрела, – предположил Светлый.
– Да она «свозь нас» смотрит! – воскликнул Падший, и ангелы обернулись. Кроме сломанных веток бузины и беспокойно порхающих соек, восстанавливающих разоренное жилище, ничего. Девица тем временем бухнулась на колени, сложила вместе ладони и запричитала:
– Господи, любовь зовет меня…
– О, это по нашей части, – удовлетворенно заметил Падший.
– Ты про любовь? – усмехнулся Светлый, почесав крылом задергавшийся глаз.
– Именно, я делал это ради любви – вопиет грешник, стоя на краю раскаленного котла Хозяина. Что же это за любовь такая, что приводит «влюбленных» прямиком в наши когтистые объятия? Можешь объяснить?
Светлый, чуть приподнявшись, сложил в смирении крылья.
– Ну прямо как пастор, – заржал Падший, обмахиваясь крылом, как веером.
– Прошу не путать любовь земную и любовь небесную, – спокойно начал Светлый, – кто бросает любовь к ногам другого, как драгоценность, идет прямо в Ад, ибо брошенная, она тянет за собой, вниз, и ты сам задал ей такой вектор.
– Это любовь земная, – философски прокомментировал Падший, скрестив крылья, как ученик за партой.
– Да, так понимают ее люди, – подтвердил Светлый.
Правое крыло Падшего поднялось вверх:
– Можно вопрос, Учитель?
Светлый, не смотря на издевку, кивнул головой.
– А что такое любовь небесная? – с нескрываемой ехидцей в голосе выдохнул Падший и картинно схватился крыльями за сердце (тоже черного цвета, если кто не знает).
– Та любовь, что поднимает того, кто несет ее в своем сердце, и, взявши за руку предмет обожания, поднимает обоих.
Падший, обнаружив жука на своем крыле, взмыл в воздух с криком:
– Я люблю тебя, тварь шестилапая.
Затем тряхнул всем телом, и бедное насекомое полетело вниз.
– Ничего другого я от тебя и не ожидал, – флегматично сказал Светлый, поймав обезумевшего жука над каменной перекладиной.
– А что девица? Чего ей надобно? – Падший вернулся на свой наблюдательный пост.
– Она просит за любимого, покинувшего ее, – ответил Светлый.
– Наш пострел везде поспел, – гоготнул по обыкновению Падший, – наговорил девице, наобещал и на войну.
– Это не тот, – на глаза у Светлого навернулись слезы, – ее возлюбленный почил от неведомой хворобы.
– Так он уже на «распутье», – Падший похлопал в «ладоши», – зачем слезы лить?
– Тебе не понять, – отрезал Светлый, – она чиста, а значит, праведна.
– Торопишься раздавать ордена, – покачал головой Падший, – у нее вся жизнь впереди, еще нагрешит.
– Она не жилец, ее мучает та же хвороба, и девица знает об этом, но молится не за себя, – Светлый прикрыл глаза крылом.
– Она глупа или, наоборот, слишком умна и выпрашивает у Всевышнего жизнь, прикидываясь святой, – Падший посмотрел на Светлого, залитого слезами, – все таки наивный народец у вас там наверху.
Неожиданно зазвучали колокола, слышимые только ангелам, но не деве, и на макушку молящейся пал Луч Света.
– Дни ее продлены! – радостно вскричал Светлый.
– Выпросила, – сухо заметил Падший, – но стоит ей предать этот Луч и она наша, на сто процентов, а уйди сейчас, не выпрашивая, кто знает. Не искушение ли это от сил Света, а?
– Это Любовь Бога, – произнес Светлый, – впрочем, тебе не понять.
Юное создание поднялось с колен, возблагодарила Бога за помощь ее возлюбленному и, перепрыгивая через торчащие петли дубовых корней, направилась обратно, но на повороте остановилась и, обернувшись, сказала, глядя на Крест:
– Вообще-то я видела
