Атласный башмачок - Поль Клодель
КИТАЕЦ Ну, наконец–то я вас понимаю, и вы больше не изъясняетесь по–китайски.
ДОН РОДРИГО Итак, ты полагаешь, что только ее тело способно зажечь во мне такое желание?
То, что я люблю в ней,
Не связано с тем, что есть в ней случайного и тленного что способно однажды исчезнуть навсегда и перестать любить меня, но первопричину ее самой,
И оттого мои поцелуи несут с собой жизнь, а не смерть А если я открою ей, что она рождена не для смерти, а если я попрошу ее бессмертия, ту звезду, что, сама того не зная, и есть ее подлинная сущность,
Ах, как она сможет отказать мне в этом?
Не того, что есть в ней смутного, привнесенного, неясного, не того, что есть в ней неподвижного, и бесстрастного, и тленного, буду просить я,
Но всего ее существа, во всей полноте, чистую жизнь, Это и есть любовь, такая же сильная, как я во власти желания, подобная огромному первозданному пламени, обжигающая, как насмешка в лицо!
Ах, подарит ли она мне ее (я изнемогаю, и ночь подступает к глазам моим),
Подарит ли она мне ее (и нужно ли, чтобы она мне ее подарила),
И уж во всяком случае, не ее драгоценному телу удастся когда–нибудь насытить меня!
Никогда по–иному, как друг через друга, нам не удастся избавиться от смерти,
Как фиолетовый цвет, если смешать его с оранжевым, выделяет потом ослепительной чистоты красный!
КИТАЕЦ Це–це–це! Знаем мы, что скрывается за всеми этими красивыми словами.
ДОН РОДРИГО Я знаю, что такое единение моего и ее существа невозможно в этой жизни, но я не хочу ничего иного. Только звезда, которая и есть она,
Может утолить мою исступленную жажду.
КИТАЕЦ Почему же мы теперь отправляемся в Барселону?
ДОН РОДРИГО Разве я не сказал тебе, что получил от нее письмо?
КИТАЕЦ События мало–помалу проясняются.
ДОН РОДРИГО (декламирует, как если бы он читал) “Приезжайте, я буду в X… Я уезжаю в Африку.
Есть многое, в чем я должна упрекнуть вас”.
Мне принесла эту записку цыганка. Я тут же отправился в дорогу,
Подчинившись твоим настояниям, тогда как посыльные короля преследовали меня.
КИТАЕЦ Конечно, я во всем виноват! Обвиняйте меня, пожалуйста! Мои сердечные дела и проблемы моего кошелька, без сомнения, только это вас и интересует.
ДОН РОДРИГО Все складывалось одно к одному. Последняя капля переполнила чашу,
И вся Испания вдруг накренилась для меня в одну сторону.
КИТАЕЦ Ах! Это черное изваяние там, и мои денежки, ой, ой!
О, мой кошелек, что я вручил ей в пылком порыве моего утробного чувства!
Я надеялся, что меж ее экзотических персей он потихоньку мелодично нальется как плод!
ДОН РОДРИГО “Упреки”, — сказала мне она. Ах! Как я заблуждался! Да, только упреки и слышу я из ее уст.
Надобно мне исчезнуть. Пусть, наконец, объяснится из–за чего ей никогда не полюбить меня.
КИТАЕЦ Я и сам могу вам кое–что сказать на этот счет.
ДОН РОДРИГО Надобно, чтобы я, наконец, убедился в ее правоте и согласился бы с ней. Да, я хочу услышать из ее уст приговор сердцу, что бьется лишь для нее одной.
Я жажду этих разрушительных признаний! Еще!
Я жажду небытия, в которое она так хочет ввергнуть меня.
Ведь только в абсолютной пустоте, я знаю, смогу я соединиться с ней.
Хочу ли я, чтобы она полюбила меня за внешность, или за благородное происхождение, или за заслуги? Или только за отчаянную необходимость для меня в ее душе?
Или когда я думаю о ней, разве я желаю чего–то иного, кроме как священного порыва ее сердца навстречу мне? И разве в этот момент все материальное в ней не перестает существовать, все, в том числе ее бесконечно прекрасные глаза!
Я хочу вызвать ее в свидетели преграды между нами, столь сущностной, что та, другая, установленная этим мужчиной, что взял ее до меня, — лишь слабое подобие,
Эта бездна, простирающаяся до основ бытия,
Которую будет дано нам преодолеть не стараниями и заслугами, но лишь в вере друг в друга, в нашем взаимном обете на вечность.
Я знаю, что она сможет стать моей лишь в безвозмездном даре.
КИТАЕЦ Ничто не безвозмездно, кроме заключенного на дне этого тонкого флакона драгоценного эликсира, что претворен по благословению Богоматери Милосердия.
И вот смотрите, несколько капелек, вылившихся из него, тут же возгораются при соприкосновении с плотным воздухом.
ДОН РОДРИГО Да вовсе не Богоматерь ты видишь, а китайского идола, нарисованного на тонком листке, что ты нашел давеча и не мог отвести взгляд.
КИТАЕЦ Единственная капля эссенции ценнее, чем множество воды.
ДОН РОДРИГО Ты сам это придумал или цитируешь кого–то?
КИТАЕЦ Стоит мне закрыть глаза в ночь, подобную нынешней, как множество вещей приходят мне на ум неизвестно откуда.
Я слышу звук, низкий, подобный тому, что издает барабан из бронзы, и он
Вызывает во мне воспоминание о пустыне, и раскаленном солнце, и безвестном городе за крепостными стенами с бойницами.
Я вижу канал, в котором отражается полумесяц луны и слышится шорох невидимой лодки в тростниках.
ДОН РОДРИГО Однако, судя по твоим рассказам, ты был еще совсем маленьким, когда покинул Китай после того, как иезуиты, откупив тебя, спасли от смерти.
КИТАЕЦ Смерти тела и души, благодарение верховному Небу! Сегодняшним вечером оно мне видится в потоке, Изливающемся на мост, что становится Твердью между двумя Домами Ночи!
ДОН РОДРИГО (приподнимаясь) В самом деле! Что это? Я вижу, как с запада в строгом порядке приближается сюда множество маленьких огоньков.
КИТАЕЦ А с востока, на гребне холма, появился другой кортеж.
ДОН РОДРИГО Это апостол Иаков, который, как обычно, в день своего праздника отправляется с визитом к Богоматери.
КИТАЕЦ А та, в свою очередь, очень по–матерински, проходит треть пути ему навстречу,
Как это и было торжественно оговорено перед нотариусом после долгих споров.
ДОН РОДРИГО Посмотри! Маленькие огоньки на западе рассеиваются и гаснут! Да это пламя выстрелов из аркебуз! Вслушайся! Кричат!
КИТАЕЦ Я боюсь, что это наши давешние паломнички, что хоронились в сосняке.
ДОН РОДРИГО Ты полагаешь, что они умышляют на святого Иакова?
КИТАЕЦ Это без сомнения, еретики или мавры, а статуя из массивного серебра.
ДОН РОДРИГО (вскакивая) Мою шпагу! Летим на помощь святому Иакову!
КИТАЕЦ (тоже поднимаясь) И когда мы его отобьем у нечестивцев, то уж точно не отдадим без
