3-я книга. Змей, охраняющий Шамбалу - Андрей Вадимович Новиков
Такими машинальными действиями, в принципе, обладают (приобретают навык) все таксисты, которые долго работают в такси. Поэтому мой опыт в концентрации внимания по линии работы в такси ничем не отличается от десятков миллионов таксистов, которые также долгое время проработали в такси.
Что же касается термина «кевала-кумбхака», то этот термин я достаточно хорошо описал в начале книги. В моем личном опыте данный термин я привязал к перфорированной ушной перепонке в левом ухе.
Как я уже ранее писал, в моем случае это был отит 2-ой степени от простуды во время службы в армии, где нас продержали в лютый мороз два или три часа на плацу. После этого я на протяжение почти шестнадцати лет не лечил отит, и он мне никак не мешал. Иногда я плохо слышал левым ухом, иногда хорошо, но в целом это не создавало мне какого-либо дискомфорта. При работе в такси я постоянно ездил с приоткрытыми окнами и зимой, и летом. Это было связано с постоянным курением в машине с целью проветривания и минимизации запаха сигарет в автомобильном салоне. Очень часто из-за приоткрытого окна у меня воспалялся отит, и из уха начинала течь сера. В какие-то периоды сера переставала течь из уха, но при воспалении снова начинала течь.
В принципе, я полагаю, что я не один таксист среди людей, которые работают в такси и имеют отит левого уха или просто порванную ушную перепонку в левом ухе ввиду каких-либо иных обстоятельств.
То есть я опять-таки подчеркиваю тот факт, что для моего просветления мне не нужно было рождаться принцем или в какой-либо иной знатной семье — в моем случае все было достаточно просто и ничего сверхъестественного.
Вот я зашел в квартиру, имея за плечами опыт работы в такси девять лет и имея отит 2-ой степени. Квартира двухкомнатная, в панельном десятиэтажном доме (свечка). В квартире находился котенок примерно 6–7 месяцев.
Вот, в принципе, и весь основной набор обстоятельств, который предшествовал моему опыту просветления.
В тот день, когда я пришел домой (не дом, а точнее квартира, была не моя), я приехал сразу из зала суда, где меня судили. В общих чертах я уже описывал ранее, за что меня судили, где моей вины ни в чем не было, но более подробно я пишу это еще раз во второй части книги. Пока я лишь ограничусь тем, что я зашел в квартиру в крайне возбужденном состоянии, и в квартире находилась моя жена и сын четырех лет.
Жена сразу с порога спросила, как там в суде. Я ответил, что меня так никто и не ознакамливает с материалами дела, и за что судят, непонятно. Точнее, было понятно, что произошло, но не понятно было, при чем тут я.
И вот я решил не идти более по доброй воле на суд, который назначили через неделю (следующее заседание). Я решил так: если хотят, пусть сами приходят и хоть за ногу тащат в зал суда, но сам я не пойду в суд.
На тот момент я полагал (была твердая внутренняя уверенность), что заинтересованные сотрудники полиции, скрывающие факт расстрела сотрудников полиции другими сотрудниками полиции, следят за мной, прослушивают мой телефон и хотят договориться со мной, чтобы я не пришел в суд в качестве свидетеля и не донес до суда правду о том, что подсудимые на скамье подсудимых вовсе не являются убийцами сотрудника полиции, а то, что этого сотрудника полиции убили именно другие люди, тоже сотрудники полиции.
И вот во избежание моего перехвата под любым надуманным предлогом заинтересованными сотрудниками полиции я решил не выходить вообще из квартиры до логического разрешения всей этой ситуации.
Свое твердое решение я довел до жены. Она эмоционально ужаснулась тому, что я решил не выходить из дома, и, собрав ребенка с вещами, ушла к своей матери.
Этот промежуточный момент я опишу еще раз позже в этой книге, пока лишь я отражаю цепь событий, которые, наслаиваясь одно на другое, привели меня к результату в понимании термина «просветление».
Именно это решение жены об уходе с ребенком я не воспринял никак, и на то у меня были веские причины, о которых я укажу позже.
Оставшись один с котом в квартире, я сосредоточенно разбирал всю сложившуюся ситуацию по всем направлениям ее логического разрешения. При этом я нервно ходил из одного угла комнаты в другой угол комнаты. Комната была зальная (зал), размерами пять с половиной метров в длину и три с половиной метра в ширину. В маленькую комнату (детскую) я не заходил, и она была закрыта на обычную деревянную дверь. Размеры маленькой комнаты были четыре метра в длину и три метра в ширину, а общая площадь квартиры — сорок четыре метра (квадратных).
Вся совокупность вот этих обстоятельств оставила меня один на один с самим собой, где при этом я нервно ходил по комнате, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации и беспрестанно размышляя об этом.
С самого первого же дня моего затворничества я повыключил в квартире все технику типа телевизора, компьютера, поскольку все это сбивало меня с размышлений.
Сотовый телефон хоть и оставался включенным, но я не обращал на него ровно никакого внимания.
В этом моменте мне важно очень правильно передать на уровне понимания мое психическое состояние.
С одной стороны, это можно смело назвать депрессией и ангедонией, но если с ангедонией все просто, то с пониманием депрессии все намного сложнее.
Дело в том, что депрессивных состояний множество, и все они по отдельным признакам схожи между собой.
Существуют и неуточненные виды депрессии. К теме того, какие были у меня признаки депрессии и ангедонии, я полностью отражу во второй части этой книги, а пока лишь вкратце отмечу вот такие: возбужденное состояние, бессонница, тревога, частичная мания преследования, полная апатия к еде, разочарование от предательства.
За каждым из этих признаков лежит причина, приведшая к этому.
Все эти признаки депрессии и ангедонии я привожу не просто так, а как основу пратьяхары.
То есть по-другому скажу и так. Совокупность этих признаков хоть формально и отнесена к психиатрии, но все эти признаки
