В сферах медиумизма. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер
Собеседник, растревоженный, иронически рассмеялся и добавил:
— Вы, должно быть, фанатичный священник, если говорите в таких выражениях!..
Терпение ориентера тронуло нас. Он не говорил с Либорио, как с обитателем мрака, готовым пробудить в себе любой самый недостойный импульс любопытства.
Даже убрав ценную помощь ментора, сопровождавшего его, Рауль излучал из себя искреннее сочувствие, смешанное с очевидным отцовским интересом. Он принимал гостя без удивления или раздражения, как он делал бы это с любым ближним, который, в помешательстве рассудка, пришёл бы к его домашнему алтарю.
Возможно, поэтому и одержатель, в свою очередь, стал менее раздражительным. Как только она начала себя в какой-то мере осознавать вместе с руководителем центра, Евгения усилила свою работу помощи.
— Я не религиозный деятель, — безмятежно продолжал Рауль, — я просто желаю, чтобы ты принимал меня как своего друга.
— Что за глупость! Когда ты в нищете, у тебя нет друзей… Все компаньоны, которых я знал, покинули меня. У меня осталась только Сара! Сара, которую я не оставлю…
У него появилось выражение лица человека, который окунулся в воспоминания о человеке, о котором упоминал, и добавил с возмущением, полным презрения:
— Я не знаю, почему вы сейчас преследуете меня. Это бесполезно. Кстати, яне знаю, зачем я здесь. Такой спровоцированный человек, как я, должен был бы вас всех отхлестать по щекам… В конце концов, что здесь делают эти молчаливые мужчины и немые женщины? Чего они ждут от меня?
— Мы молимся за твой покой, — сказал Сильва с интонациями доброты и нежности.
— Вот ещё новость! Что у нас с вами общего? Я вам что-то должен?
— Напротив, — убеждённо воскликнул его собеседник, — мы — те, кто обязан тебе вниманием и помощью. Мы находимся в учреждении братской работы, и было бы несправедливо, без тени сомнения, приходить в больницу, чтобы задавать вопросы, касающиеся личной борьбы тех, кто борется у своей двери, потому что долг врача и санитара, прежде всего, нести помощь тем, у кого кровоточат раны.
Перед этим аргументом, произнесённым с искренностью и простотой, упрямец увечный, казалось, ещё немного расслабился. Выбросы ментальной энергии, исходившие от Сильвы, достигали его груди, как будто искали сердце.
Либорио попытался говорить, но, словно не в состоянии уже сопротивляться сухости пустыни, умолк перед мягкостью нежданного приёма, напоминавшего ему благословенный источник прохладной воды. Удивлённый, он видел, как его слова умирали, задушенные, ещё в горле.
Под мудрым руководством Клементино ориентер произнёс с пламенным чувством:
— Либорио, брат мой!
Эти три слова были произнесены с такой интонацией братской щедрости, что наш гость не смог сдержать слёзы, которые поднимались к глазам из глубины его существа.
Рауль подошёл к нему, возложил на него руки, которые струились световым магнитным потоком, и пригласил:
— Пойдём помолимся!
Прошла минута молчания, и голос директора центра, вдохновлённый Клементино, с нежностью начал молитву:
— Божественный Учитель, брось сочувственный взгляд на собравшуюся здесь семью…
Путешественники из долгих паломничеств, мы в этот момент отдыхаем под благословенным деревом молитвы и молим о Твоей поддержке!
Все мы должники Твои, все мы обязаны Твоей бесконечной доброте, словно слуги своего господина.
И прося Тебя за каждого из нас, мы прибегаем к Твоей доброте, в особенности сейчас для нашего компаньона, которого Ты, несомненно, привёл к нашим сердцам, как если бы речь шла о ягнёнке, который возвращается в овчарню, или кровном брате, возвращающемся в свой дом…
Учитель, дай нам радость принять его в раскрытые объятия.
Сомкни наши губы, чтобы мы не спрашивали его, откуда он, и открой наши души для его счастья быть с нами в мире.
Вдохнови наши слова, чтобы неосторожность не прокралась в наш язык, углубляя внутренние раны нашего брата, и помоги нам поддержать уважение, которое мы питаем к нему…
Господи, мы уверены, что не случай руководит Твоими решениями!
Твоя любовь, приберегающая для нас самое лучшее, сближает нас друг с другом для справедливой работы.
Наши души — это нити жизни в Твоих руках!
Настрой их, чтобы мы обрели Свыше благость служить вместе с Тобой!
Наш Либорио — это ещё один брат, пришедший издалека, из отдалённых горизонтов прошлого…
О, Господь, помоги нам, чтобы он не упоминал Твоё имя всуе!..
Посетитель плакал. Тем не менее, было ясно видно, что сила, которая его переубедила, исходила не из слов, а из излучаемых чувств, с помощью которых слова были структурированы.
Рауль Сильва, под лучистой рукой Клсмснтино, казался нам в ореоле интенсивного света.
— О Боже, что со мной? — смог воскликнуть Либорио, весь в слезах.
Брат Клементино дал короткий сигнал одному из своих помощников нашего плана, который поспешил к нему, неся с собой одну интересную вещь, которая напомнила мне сверхтонкий газовый экран со специфическими приборами, размерами где-то около одного квадратного метра.
Духовный ментор собрания повернул маленький ключик в одном из углов аппарата, и мягкая ткань экрана покрылась лёгкой флюидной массой, беловатой и вибрирующей.
Затем он снова расположился возле Сильвы, который под его контролем сказал проявляющемуся брату:
— Вспоминай, друг мой, вспоминай! Вызови свою память! Посмотри прямо в лицо ситуациям, которые разворачиваются у нас на глазах!..
Немедленно, словно внимание его каким-то импульсом было привлечено к экрану, гость уставился на него, и с этого момента мы с удивлением увидели, как чувствительный прямоугольник стал показывать различные сцены, где Либорио был главным действующим лицом. Видя эти сцены ментально, Рауль Сильва принялся описывать их:
— Смотри, друг мой! Вот наступила ночь. Слышны дальние крики… Твоя пожилая мать зовёт тебя к своему смертному одру, просит тебя о помощи… Она истощена… Ты — единственный сын, который у неё остался… Последняя надежда страдальческой жизни. Последняя поддержка… Бедняжка чувствует, что умирает. Её мучает одышка… Это сердечный приступ, перед телесной смертью… Ей страшно. Она боится одиночества, потому что это карнавальная суббота, все соседи на празднике. Она похожа на напуганного ребёнка… Она с тревогой смотрит на тебя и просит остаться… Ты отвечаешь, что выйдешь из дома всего лишь на несколько минут… на время, необходимое, чтобы принести тебе нужные лекарства… Затем ты быстро идёшь к комоду в соседней комнате и забираешь последние деньги, которыми располагала больная, несколько сотен крузейро, деньги, на которые, как ты думаешь, ты имеешь право повеселиться в клубе… Духовные друзья дома подходят к тебе, прося твоей помощи в пользу больной, почти умирающей, но ты кажешься непроницаемым для любой сочувственной мысли… Ты бросаешь несколько торопливых слов в адрес больной и выходишь на улицу. На широкой дороге ты притягиваешься к нежелательным развоплощённым компаньонам, с которыми ты
