Духовные отца Арсения - Отец Арсений
Несмотря на то, что о. Арсений был с нами и возродил многих из нас, все же мы стали другими. Молодость ушла, жизнь измотала и изломала нас, я чувствовала, что в наших молитвах больше звучали просьбы, чем прославление Господа, а когда-то было по-другому.
Однажды я спросила о. Арсения, почему так? И он несколько грустно ответил мне: «Это в какой-то мере естественно. Слишком много тяжелого перенесли люди, пережили. Было сделано все для того, чтобы вытравить из человека веру, поставить в такие условия, когда необходимо думать только о том, как выжить, преодолеть созданные препятствия. Взгляните, как построена кругом жизнь: радио, журналы, телевизор, газета, кино и театр заставляют вырабатывать стандартный образ мышления, единый для всех, а это ведет к тому, что человек ни минуты не может оставаться со своими мыслями, почувствовать Бога.
Сам темп современной жизни, ускоренный, стандартный и все время напряженный, заставляет думать односторонне в желательном кому-то направлении. Наедине с собой человек не может побыть, даже отдых его в санаториях, домах отдыха построен по определенному ритму и программе. Человеку говорят, вкладывают, учат тому, что задано, предначертано. Массы людей собраны вместе и в то же время разобщены борьбой за существование. Вот это отразилось даже на верующих, подвело под общий стандартный уровень, сделало равнодушными. Стандартность мышления, заданное мышление мешает человеку стать верующим, а верующему сохранить веру. Но помните, Церковь Божия и в этих условиях будет жить вечно. Сохраняйте веру свою, боритесь за индивидуальность мышления, молитесь больше, читайте Священное Питание, и Господь сохранит вас, не даст потерять ясность мысли, думать, как безликая масса равнодушных, холодных людей».
ПАВЕЛ СЕМЕНОВИЧ
(Рассказ Надежды Петровны)
1972 г
«Господь хранил нас, хранил неотступно и милостиво». В 1958 году, окончательно поселившись у меня, о. Арсений первое время ни с кем не общался, а потом написал несколько писем, и стали к нам приезжать в день по нескольку человек, в субботу и воскресенье бывало и до десяти.
Отцу Арсению я первое время напоминала, что это опасно, но он полагался на волю Божию, а я боялась и даже устанавливала некоторую очередность посещений, особенно в воскресные и праздничные дни. Соседи на нашей улице были хорошие и плохие, но, к сожалению, плохих было больше. Времена, конечно, были не те, что при Вожде, но все же мы оба репрессированные, бывшие лагерники, а о. Арсений священник, и при этом не служащий в церкви. Всякое могло быть.
Приблизительно через год после приезда о. Арсения заходит ко мне участковый Павел Семенович, за глаза звали его у нас «Пашка–хап». На вид лет тридцать пять, роста среднего, русый, голубоглазый, лицо открытое, улыбчивое. Вот за эту-то улыбчивость мы все его на улице побаивались. Квитанцию на штраф пишет, говорит предупредительно и улыбается.
Вошел в дом, поздоровался, спросил о моем здоровье, все ли благополучно, а потом о жильце спрашивать стал. Кто, что, откуда? Я рассмеялась и ответила: «Павел Семенович! Жилец-то прописан, и милиция о нем все знает. Скажите прямо, что Вам надо?»
«Да ничего, собственно, не нужно. Да вот соседи говорят, что много народу к Вам ездит. Жилец-то священник, может, на дому священствует, а это законом запрещено, для этого церкви есть».
Во время этого разговора вышел из своей комнаты о. Арсений, поздоровался и сел.
«Вы обо мне спрашиваете?»
Павел Семенович немного замялся и сказал: «Да, о Вас, гр. Стрельцов. Спрашиваю, не священствуете ли на дому? Из лагерей прибыли?»
Разговорились, Павел Семенович чему-то посочувствовал, что-то о сектантах сказал, что в городе объявились. Козырнул знанием секты иеговистов, что идут на поводу у американцев, что-то о Боге сказал. Отец Арсений отвечал и, на мое удивление, разговор поддерживал. Около часу просидел у нас Павел Семенович, выпил чаю, закусил, и денег я ему дала, в старых деньгах сто рублей. Взял, как всегда, не отнекивался, за эти поборы и прозвали его «Пашка–хап». Деньги в руки не брал, надо было положить их в боковой карман шинели или кителя. Когда деньги в карман всовывали, делал вид, что не замечает.
Уходя от нас, сказал: «Вы это, насчет приезжих осторожней», – и ушел, а потом раз в месяц стал заходить, то номер на доме посмотрит, то ограда в порядке ли, есть ли собака, домовую книгу полистает и все норовил с о. Арсением поговорить.
И как-то случалось, что о. Арсений с ним встречался, то на звонок выйдет, то услышит наш разговор и так же из комнаты выйдет, и станет наша беседа общей.
Разговоры у них странные были. Отец Арсений почему-то о своей жизни рассказывал, о Москве, нашем городе, его истории, а иногда Павел Семенович начинал о себе и семье рассказывать или вступал в рассуждение о слышанном.
Не любила я этих визитов Пашки, а разговоров тем более, и как-то о. Арсению сказала: «Ну что Вы с ним разговариваете? Ходит, выглядывает, каждый раз деньги берет. Чистой воды хапуга».
Отец Арсений задумчиво посмотрел на меня и ответил: «Надежда Петровна! Вы внимательно вглядитесь в Павла Семеновича, и тогда увидите в нем большую искру Божию».
А я про себя подумала: «Где у этого хапуги может быть искра Божия?»
Года два ходил к нам Павел Семенович и, прямо на удивление, всегда-то встречался с о. Арсением. Придет, посидит, выпьет чаю, закусит, поговорит и уходит. Первое время я ему деньги в карман, как всегда, вкладывала, но потом перестал брать. Не любила я его приходов, боялась, что высматривает, а о. Арсений, наоборот, при приходе Павла Семеновича оживлялся, и мне даже казалось, был рад ему.
Года через три не только что деньги не брал с нас, а бывало, придет к о. Арсению, то селедку какую-то особенную, то банку красной икры из раймага принесет, что с черного хода начальство получает, и никогда никаких денег за покупки не брал, а только говорил: «Это мой презент». Прошло еще года два, о. Арсений стал приглашать Павла Семеновича даже в свою комнату, мы все возмутились и стали говорить о. Арсению, что этого делать нельзя, а он в ответ только улыбался. Павел Семенович несколько раз предупреждал меня о соседях или о том, чтобы в некоторые субботы не приезжали или приезжал один-два человека, и тогда приходилось идти на вокзал и предупреждать приехавших о необходимости отъезда. Вероятно, в эти дни следили за домом, и, действительно, два или три раза я заставала в саду людей, изображавших пьяных, «случайно» пролезших через довольно высокую ограду.
Заходил к нам Павел Семенович не чаще двух раз в месяц, при этом обязательно побывав у соседей. На нашей улице говорили: «Хотя Пашка и хап, а у него на участке порядок».
О чем говорили о. Арсений и Павел Семенович в последние годы, не знаю, но только видела, что Паша привязался к нему.
В ноябре шестьдесят третьего года Павел Семенович пришел к нам расстроенный, умирала у него мать. Сел в столовой и заплакал. Отец Арсений стал успокаивать. «Мать верующая, всю жизнь Богу молилась, а в церковь не могла ходить, я-то партийный, по должности у людей на виду, в милиции служу. Мать очень переживала, что я участковым работаю, прозвище мое знала: Пашка-хап. Да что делать, жизнь так сложилась. Очень прошу Вас, о. Арсений, прийти к нам с Надеждой Петровной и маму поисповедовать и причастить, сама тоже просит, я ей про Вас много рассказывал. Вы ко мне вечером тихонько заходите, домик в саду стоит, я у калитки ждать буду».
Часов около восьми, как договорились, вышли мы с о. Арсением и пошли. Я чего-то боюсь, а о. Арсений чему-то радуется. Вышли на улицу: темень, дождь, пришли, у калитки ждет Павел, провел в дом. Мария Карповна совсем плоха, говорит еле-еле, только глаза горят, худая, высохшая.
Вышли мы в соседнюю комнату, стоим, переговариваемся. Жена Павла плачет навзрыд и только повторяет: «Такого человека, как Пашина мама, не найти, меня опекала, внуков воспитывала, в церковь хотела, а из-за нас ходить не могла. Иконку Матери Божией в чулане держала, там и молилась каждый день».
Часа через два вышел о. Арсений и нас позвал. Мария Карповна после исповеди оживилась, попросила приподнять ее на подушке и сказала: «Батюшка, Пашу моего и Зину не оставляйте. Христом Богом прошу. Хорошие они, а это, что Павел в милиции служит, ничего, он добрый, душа у него есть, многим помогал, как умел».
Потом ко мне обратилась: «Голубушка, Надежда Петровна, ты останься, отходную по мне прочти. Сегодня Господь приберет меня, ты уж просьбу мою уважь».
Никогда я отходной не читала, смотрю растерянно на о. Арсения, и что ответить, не знаю. Отец Арсений сказал мне: «Останьтесь, я псалтырь с собой взял». Читать по-славянски умею, псалтырь много раз читала, о. Арсений и службу меня заставил изучить, с того времени как я верующей стала.
Конечно, осталась, хотя и страшно. Жена Павла пошла провожать о. Арсения. Остались в комнате Павел и я. Зажгли свечку, стала я читать, волнуюсь, сбиваюсь, но потом взяла себя в руки.
