Заступник земли Русской. Сергий Радонежский и Куликовская битва в русской классике - Коллектив авторов
Ворвалось в сени ласковое солнце. Ослепило на минуту. Зажмурил невольно глаза Сергий. Потом широко раскрыл их снова. Видит, залитые лучами солнышка, стоят четыре странника с посохами в руках. Глаза смотрят, не отрываясь, в лицо ему, Сергию, восхищенно и радостно в одно и то же время.
— Что вам, люди Божии? Чем могу вам помочь?
Тут рухнули все четверо на колени. Простерли руки вперед. Из глаз по просветленным, счастливым лицам катятся слезы. Один из них, пожилой, степенный, выдвинулся вперед. Говорит:
— Не оттолкни нас от себя, юноша-инок! Давно о тебе прослышаны, о твоем святом, подвижническом житье. Далече разошелся слух о тебе, преподобный инок. И возлюбили мы тебя и твой подвиг и жаждали приобщиться к тебе. Разгорелись души наши. Хотим того же. Не оттолкни нас. Дозволь поселиться рядом с тобою, построить келии, молиться в твоем храме Святой Троицы, поститься и отшельничать подле тебя. Дозволь, инок Божий!
И земно поклонился юноше старик. Поклонились также и остальные.
Сергий смущенно улыбнулся. Но светло и радостно засияли синие глаза.
— Братья мои, — произнес он робко, — чего просите, не пойму. Лес Господень, дом Божий, усадьба — все Его же, Великого Хозяина, не мое. Я только батрак Его, работник, смиренный инок, молитвенник за свои и чужие грехи. Коли люба вам Божия пустынь, оставайтесь с Господом… Одного прошу: дозвольте мне выстроить вам кельи-избы, помочь по хозяйству, строиться. Любы мне труд да работа. Как милости прошу ее от вас.
И поклонился в свою очередь земно вновь прибывшим.
Странники молча переглянулись между собою. Потом снова низко поклонились юному отшельнику и с загоревшимися от радости глазами прошли по его приглашению в убогую избу.
С тех пор началась новая жизнь в лесной усадьбе.
За первыми братиями пришли другие. Одиночеству Сергия пришел конец. Но юноша не скорбел об этом. Увеличилась братия. Ожила с нею пустынь, умножились и его, Сергиевы, труды.
Собственноручно он строил избы и дворы для новых пришельцев. Колол им дрова. Носил воду. Помогал и трудами, и добрым словом и служил примером выносливости, трудолюбия и подвига для них всех.
XVII
Прошло много лет. Четыре десятка лет, если не больше. Не узнать убогой маленькой церковки в лесной чаще. Не узнать и лесной усадьбы, выстроенной когда-то руками благочестивого юноши. Пришедшая в пустыню братия вместе с Сергием, избранным ими игуменом и главою их, позаботилась об улучшении храма Божия во имя Святой Троицы. Богатые вотчинники, князья, гости московские и дальние немало пожертвовали для ее украшения. Вокруг лесной избушки выросли и другие. Сам Сергий неустанно трудился для своих новых товарищей. Рубил деревья, тесал бревна, мастерил жилища. Вначале было нелегко. Не хватало хлеба, не было припасов. Голодали сильно. Питались гнилыми корками, вместо свечей в храме жгли бересту… Но с годами улучшалась жизнь в пустыни. Доброжелательные богатые люди помогали, кто чем мог, прослышав о честной, прекрасной, подвижнической жизни отшельников. Молитвы пустынников, а особенно Сергиевы, давали отраду, счастье, и миряне в свою очередь старались, чем было под силу, помочь Божьим людям. Удельные князья Старой Руси наезжали сюда перед битвами просить благословения на опасное дело. И здесь, в тишине и благоговении, отец братии, Сергий, основатель Троице-Сергиевской обители, за всех без различия, за князей и бояр, за богачей и нищих, слал небу свои горячие, пламенные молитвы.
* * *
Ночь. Тихая, летняя.
Небесная лампада горит ясным, ровным, ласковым, тихим пламенем. Голубоватым огоньком сияет месяц — Божия лампада в высоких заоблачных гридницах.
На земле тихое томление ночи.
В скромной маленькой келье над Священным Писанием сидит седой как лунь старец. Правая рука с пальцами, сложенными крестом, то и дело творит знамение.
Лицо бледное, сухое, прекрасное в своем спокойствии. Лицо отшельника, отдавшего все свои силы, всю жизнь и труд Господину неба и земли.
Глаза те же синие озера, чистые, как подводная глубь. Те же глаза юноши Сергия, что были и в молодости. По ним да по вдохновенным прекрасным чертам в старце-игумене Троице-Сергиевской обители можно узнать былого юного радонежского пустынника.
Ночь поет за окнами сонмом неслышных голосов. За дверьми, в сенях слышен легкий храп ученика Сергиева, Михея.
С тех пор как чувствует старец-игумен телесный недуг, день и ночь добровольно проводит у дверей его кельи по желанию братии Михей.
Недолго осталось Сергию прожить среди своих друзей, отшельников. Чует вещее сердце — скоро, скоро…
Быстрым, сладким сном пронеслась его пустынная жизнь. Как наяву, снова проходят перед ним знакомые далекие картины, сладкие мгновения, скорбные минуты, улыбки Божьего блага к нему, Сергию… Все переживается в далеких воспоминаниях странно и дивно, как сон…
* * *
…Душный июльский день. Зной раскаленный. Бессилие земное перед пламенной властью разгоревшегося светила. Трудно, невозможно работать в такой день. Опускаются руки. Силы покидают. Невольно подкашиваются колени к земле.
В обители мало хлеба. Братия запаслась кое-чем, гнилыми корками, лесными кореньями. У него же, их игумена, ничего нет. Что было, раздал другим, младшим.
Трое суток питался одною водою да крохами просфор. На четвертые ослаб… Четвертые приходятся как раз нынче. Вспомнил вдруг, что старец Даниил хотел пристраивать к избе своей сени. У Даниила, знал Сергий, было больше всего запасу хлеба. Бережлив был до припасов старец Даниил.
К нему и пошел Сергий.
— Дозволь мне выстроить, отче, тебе сени. Зато покормишь сухим хлебом меня, — просит он старца.
Тот соглашается смущенно. Выносит хлеб, целое решето. От старости он покрыт плесенью, загнил. Извиняется инок:
— Прости, отче игумене, какой есть!
— Спасибо, — говорит Сергий, — отдашь мне, когда выстрою.
И берется за топор.
При жаре и зное трудится без устали. К вечеру готовы сени. Принимает заработанный от старца сухой хлеб и с молитвою садится под деревом за скромный ужин…
…Дальше, дальше бегут воспоминания.
Новый ужас среди братии, новое испытание. Иссяк родник в лесу, откуда сам игумен, как скромный послушник, носит в обитель воду, одетый в рваную грубую рясу из старого холста. В летнюю знойную пору высох родник.
Ропот пошел среди братии. Жажда — худшая нужда, нежели голод, — заставляет забыть себя, свою великую цель спасения, для чего привел сюда Господь.
Ропщут угрюмо и гневно, как враги:
— Умрем от жажды! Погибнет обитель!
Тогда он идет, Сергий, в сопровождении инока в лес, к оврагу. И не сам идет. Будто какая-то чужая, дивная сила толкает его.
В овраге, поросшем диким бурьяном, крапивой, сохранилось несколько капель дождевой воды…
И опять точно что-то свыше толкнуло Сергия, и он
