Киево-Печерский патерик - Сборник Сборник
И это, возлюбленные мои, добавлю вам слово, чтобы укрепить вас. Нет того злее, чем от такого света отречься, и возлюбить тьму, и отвергнуть богонареченную церковь, оставить Богом построенную и искать людьми сотворенную за мзду от насилий и грабежей, что сама взывает к Богу на строителя своего. Этой же церкви создатель, и устроитель, и художник, и творец — сам Бог, который своим божественным огнем спалил вещи тленные, деревья же и горы сравнял на благо дома Матери своей для пристанища рабам своим. Разумейте, братья, основание и начало ее: Отец свыше благословил росой, и столпом огненным, и облаком светлым; Сын меру дал своим поясом: хотя и деревянный был крест, но Божиею силою облечен; Святой же Дух огнем невещественным ров ископал, где положить основание, и на таком камне создал Господь церковь эту, что и врата адовы не одолеют ее. Так же и Богородица: на три года золота дала строителям, и своего пречистого образа икону даровала и ее наместной поставила, — от иконы этой чудеса многие свершаются.
О ПРИШЕСТВИ ПИСЦЕВЪ ЦЕРКОВНЫХ КО ИГУМЕНУ НИКОНУ ОТ ЦАРЯГРАДА. СЛОВО 4
О ПРИХОДЕ ИКОНОПИСЦЕВ К ИГУМЕНУ НИКОНУ ИЗ ЦАРЬГРАДА. СЛОВО 4
И се дивное чюдо, еже сказаю вамь. Приидоша того же богохранимаго Констянтина-града къ игумену Никону писци иконнии, глаголюще сице: «Постави рядца наша, хощеве ся истязати: намь показаша церковь малу, и тако урядихомся предо многыми свѣдетели, сиа же церьковь великавелми; и се ваше злато възмѣте, а мы идемь ко Цариграду». И отвѣща игуменъ: «Какови бяше деавшеи ряд с вами?» Писци же рѣша подобие и образь игумена Феодосия и Антониа. И рече имь игуменъ: «О чада, намь не мощно вамь явити тѣх, прежде бо 10 лѣт отъидоша свѣта сего, и суть непрестанно молящеся за ны, и неотступно хранят сию церковь, и соблюдают свой монастырь, и промышляют о живущих в нем».
И вот еще дивное чудо, о котором расскажу вам. Пришли из того же богохранимого града Константинополя к игумену Никону иконописцы и стали говорить: «Поставь перед нами тех, с которыми мы рядились, хотим с ними тяжбу вести: нам они показали церковь малую, так мы и урядились с ними перед многими свидетелями, эта же церковь очень уж велика; вот возьмите ваше золото, а мы вернемся в Царьград». В ответ на это игумен спросил: «А кто рядился с вами?» Иконописцы же описали их внешность, сходную с обликом игумена Феодосия и Антония. И сказал им игумен: «О чада, не в силах мы показать их: десять лет тому как отошли они из этого мира, и теперь непрестанно молятся за нас, и неотступно хранят эту церковь, и заботятся о своем монастыре, и пекутся о живущих в нем».
И сиа слышавша грѣци, ужасни быша о отвѣте, приведоша же и инѣхь купець много, иже бѣша оттуду путешествовавше с тѣми, грѣци и обези. И глаголаху: «Пред сими ряд сотворихом, злато взяхомь от руку ею, и ты не хощеши намь явити ею. Аще ли преставилася еста, яви намь образъ ею, да и сии видят, аще та еста». Тогда игумень изнесе пред всѣми икона ея. Вѣдѣвши же грѣци и обези образъ ею, и поклонишася, глаголюще, яко: «Сии еста воистинну, и вѣруемь, яко жива еста и по смерти, и можета помогати, и спасати, и заступати прибѣгающих к нима». Вдаша же и мусию, иже бе принесли на продание, еюже святый олтарь устроиша.
Услышав такой ответ, греки, ужаснувшись, привели и других многих купцов, греков и кавказцев, которые пришли вместе с ними из тех земель. И сказали они: «Вот перед ними рядились мы, золото взяли из рук тех старцев, а ты не хочешь позвать их сюда. Если же они умерли, то покажи нам изображение их: пусть все увидят, те ли это?» Тогда игумен вынес перед всеми иконы их. Увидев лики святых, греки и кавказцы поклонились, говоря: «Воистину, это они, и мы веруем, что они живы и по смерти, и могут помогать, и спасать, и охранять прибегающих к ним». И они отдали в монастырь мозаику, которую принесли было на продажу, ею теперь святой алтарь украшен.
Писци же начаша каатися своего съгрѣшениа. «Егда, — рече, — приидохомь в Каневь в лодиах, и се видѣхомь церковь сию велику на высотѣ. Въпросихом же сущих с нами: “Каа си есть церкви?” И рѣша: “Печерьскаа, ей же вы есте писци”. Разгнѣвавши же сь, хотѣхом бежати внизъ. В ту же нощь бысть буря велика на рецѣ. Заутра же воставше, обрѣтохомся близь Треполя, и лодиа сама идяше горѣ, аки нѣкаа сила влечаше. Мы же нуждею удръжахомь ю, и стоавше весь день, размышляюще, что се будет, яко толикь путь преидохомь единою нощию, не гребуще, еже съ трудомь едва треми деньми доходят друзии. Въ другую же нощь видѣхомь сию церковь и чюдную икону намѣстную, глаголюще нам: “Человѣци, что всуе мятетеся, не покоряющеся воли Сына моего и моей; и аще мене преслушаетеся и бежати восхощете, вся вы воземъши и с лодиею поставлю в церьки моей. И се же да вѣсте, яко оттуду не изыдете, но ту в монастыри моемь, остригшися, живот свой скончяета, и азь вам дамь милость в будущем вѣцѣ строителю сею ради Антониа и Феодосиа”. Мы же, заутра въставше, хотѣхом бѣжати внизъ, и много трудившеся, гребуще, а лодиа горѣ идяше противу. Мы же, повинувшеся воли и силѣ Божии, дахомся, и скоро под монастыремь сама лодиа приста».
Иконописцы же начали каяться в своем согрешении. «Когда, — говорили, — пришли мы в Канев на ладьях, то увидели в высоте эту великую церковь. И спросили мы бывших с нами: “Какая это церковь?” И нам ответили: “Печерская, которую вы должны расписывать”. Мы же, рассердившись, хотели плыть назад. И той же ночью поднялась буря сильная на реке. Утром же, когда мы проснулись, то оказались у Треполя, и ладья сама шла вверх по течению, как будто сила некая влекла ее. Мы же с трудом удержали ее и простояли весь день, размышляя, что бы это значило, что прошли мы за одну ночь, не гребя, такой путь, какой другие в три дня с трудом проходят? На другую же ночь снова увидели мы эту церковь и чудную икону наместную, говорившую нам: “Люди, зачем напрасно мечетесь, не покоряясь воле Сына моего и моей; если не послушаетесь меня и захотите бежать, — я возьму всех вас и прямо в ладье поставлю в церкви моей. И то знайте, что вы оттуда не выйдете, но, в монастыре моем постригшись, там и скончаетесь, и я вам дарую милость в будущем веке ради строителей этой церкви, Антония и Феодосия”. Мы же, на другой день вставши, хотели плыть вниз и гребли изо всей силы, а лодка шла вверх, против течения. Тогда мы, повинуясь воле и силе Божьей, покорились, и вскоре ладья под монастырем сама пристала».
Тогда купно вси черноризци и грѣкы, мастери же и писци, прославиша великого Бога, и того пречистыа Матере чюдную икону, и святаа отца Антониа и Феодосиа. И тако обои живот свой скончаша в Печерьскомь монастырѣ, мастеры же и писци, во мнишескомь житии, и суть положени въ своем притворѣ; суть же и нынѣ свиты ихъ на полатах и книгы их грѣческыа блюдомы в память чюдеси.
Тогда все черноризцы и греки, мастера и иконописцы, прославили великого Бога и чудотворную икону его пречистой Матери, и святых отцов Антония и Феодосия. И со временем те и другие, мастера и иконописцы, окончили жизнь свою монахами в Печерском монастыре и положены в своем притворе; свитки их и ныне лежат на полатях, и книги их греческие хранятся в память чуда.
Егда же Стефанъ-игумень, демественикъ, из монастыря изгнанъ бысть и видѣвь преславнаа чюдеса, како мастеры приидоша, и икону носяще, и Царицино видѣние, еже Влахернѣ, повѣдаша, и сего ради самь Влахерньскую церковь на Кловѣ създа. Благовѣрный же князь Владимеръ Всеволодичь Монамах, юнъ сый, и самовидець бывь тому дивному чюдеси, егда огнь съ небеси спаде и выгори яма, идѣже основание церковное положися поасомь. И се слышаша по всѣй земли Руской. Сего же ради Всеволодъ съ сыном своимь Володимеромь ис Переяслава приеха видѣти таковаго великого чюдеси. Тогда Владимеръ боленъ сый, и тѣмь поасомь златым обложенъ бысть, и ту абие здрав бысть молитвами святую отцю нашею Антониа и Феодосиа.
Когда игумен Стефан, демественник, который был изгнан из монастыря, увидал преславные чудеса — как пришли мастера, и принесли икону, и рассказали о видении Царицы во Влахерне, то сам создал на Клове церковь по подобию Влахернской. Благоверный же князь Владимир Всеволодович Мономах, тогда еще юный, самовидцем был того дивного чуда, когда пая с неба огонь и выгорела яма, где потом заложено было основание церкви по размерам пояса. Слух об этом разошелся по всей земле Русской. Поэтому-то Всеволод с сыном своим Владимиром приехал из Переяславля, чтобы видеть то великое чудо. Тогда Владимир был болен, и тем золотым поясом опоясали его, и он тотчас же выздоровел молитвами святых отцов наших Антония и Феодосия.
