Творения. Том III - Ефрем Сирин
Но, может быть, иной придет и скажет: «Как же нашлись отцы, которые упражнялись в сей добродетели?» Поэтому надобно представить свидетельство из жития святых отцов, ясно доказывающее, что святые отцы ничего не делали понапрасну, как ныне случилось, и неосмотрительно. Об авве Макарии повествуют, что рассказывал он следующее: «Когда подвизался я, живя в келье, смущали меня помыслы, говоря мне так: „Пойди внутрь пустыни, и посмотри, что там“. Пять лет вел я эту брань с помыслами, говоря сам себе: „Не от бесов ли это?“» Смотри, какое благоразумие у святого мужа! Увлекся ли? Бежал ли в пустыню? Отдался ли в волю помыслу? Нет, напротив того, рассуждал, постился, бодрствовал и молился, боясь не от бесов ли это. А мы, как только пришел помысел, бываем неудержимы и свирепы, не только не рассуждаем, молясь прилежно, но даже не слушаемся, когда вразумляют другие; вот поэтому и легко противнику брать нас в плен. Потом говорит о себе Макарий: «Как только убедил меня помысел, вышел я в пустыню и нашел там водное озеро, и остров посреди него; животные, населявшие пустыню, приходили пить из него; посредине же его увидел я двух человек обнаженных». Когда заговорили они между собой, авва Макарий сказал им: «Как могу стать монахом?» Они отвечали ему: «Если кто не отречется от всего мирского, то не может он стать монахом». Макарий сказал им: «Немощен я, и не могу этого сделать, подобно вам». Они отвечали: «Если не можешь подобно нам, то живи в келье своей, и плачь о грехах своих». Какое смирение в божественном муже! Какое благоразумие в доблестной душе! Украшаясь многими и великими доблестными делами, не почел он себя достойным подвига, но сказал им: «Я немощен, и не могу этого сделать, подобно вам». А мы, когда никакого нет гонения и никто нас не гонит, водимся своей опрометчивостью и самоугождением и, будто искушая Господа Бога (что страшно!), предпринимаем непомерное. Горе тому человеку, который полагается на собственную силу свою, или на подвиг свой, или на природные свои дарования, а не возлагает всей надежды своей на Бога, потому что от Него Единого крепость и сила. Почему бы не взглянуть нам и в житие аввы Антония? Там найдем, что он все делал по Божественному откровению. И также не в монастыре ли жил он? Не работал ли своими руками? Не имел ли у себя учеников, которые, и по смерти его, спрятали его[7] и погребли? И не только сам блаженный Антоний вел такую жизнь, но так же жили и прочие отцы, подвизавшиеся в добродетели, которые соделались утешителями приходящих к ним, и через которых Бог совершал чудеса и исцеления, потому что подобно ясным светильникам сияли они добродетелями. Сей-то жизни и этим-то нравам поревнуем и мы, идя царским путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево.
Поэтому будем проводить время в безмолвии, в посте, в бдении, в молитве, в слезах, в Божиих службах, в рукоделии, в беседе со святыми отцами, в истинном послушании, в слушании Божественных Писаний, чтобы не заглох ум наш. Особенно же покажем себя достойными причащения Пречистых и Святых Таин, чтобы душа наша очистилась от зарождающихся в ней нечистых помыслов и неверия, и чтобы Господь, вселившись в нас, избавил нас от лукавого. Во всем же домогаться будем искренней любви друг к другу и ко всем, потому что через ближнего приобретает себе человек и лукавое и доброе. Не лжив Сказавший: понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). А несострадательным Он же опять говорит: еже не сотвористе единому братий Моих менших, ни Мне сотвористе. И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный (Мф. 25, 45-46). Древние приносили в жертву Господу тельцов, овнов, агнцев непорочных, а мы о Духе Святом принесем Господу тело свое, не растлевая его чем-либо запрещенным и не оскверняя каким-либо помыслом, чтобы жертва наша не сделалась неугодной.
Относительно же того, каким образом должно достигать святости, скажу, что имеющим трезвенный ум достаточно памятования о Боге, лучи Которого просвещают всякое сердце; а тем, которые немощны для такового укоренения в себе мысли о Боге, тем нужны некоторые образцы для соревнования и преспеяния в этой добродетели. Да будет же образцом для нас следующее: люди, по мирскому понятию доблестные в бранях, воссоздают картины, на стенах и деках[8] изображая историю военных дел: как одни натягивают луки, другие наносят раны, иные бегут, иные нападают, иные же, употребив в дело меч, пожинают противников, как колосья; и все это придумывают, чтобы возбудить соревнование в потомках и сохранить память об отличившихся в воинских подвигах. А многие и подвиги святых изображают в молитвенных домах, конечно, чтобы возбудить ревность в людях простого ума и приятно подействовать на зрителей. Поэтому будьте тщательны, представляя себе, что нашу жизнь изобразят и поставят на высоком месте, напоказ всем. Особенно постараемся преуспеть в добродетели, чтобы на картине не было помещено чего-либо для нас предосудительного и неприличного. Ибо действительно всего гнуснее видеть на картине мужа, неблагочинно беседующего с женщиной, особенно если он, по-видимому, облечен в образ благочестия. А если и с мужчиной беседует неблагочинно, по слову сказавшего: мужие на мужех студ содевающе (Рим. 1, 27), то кто осмелится взглянуть на такую картину? Какое это отвратительное зрелище! Если будем представлять себе что-либо подобное и не пожелаем, чтобы видели нас в таком бесчестии, онемевшими от стыда, то, без сомнения, при содействии благодати, избежим гнусной страсти. Поэтому искренне позаботимся о добродетели, чтобы история о нас, ее содержание и особенности, была прекрасна, достойна одобрения, изяществом своим возбуждала к доброму соревнованию; не будем в ней записывать ничего отвратительного для видящих или несообразного с добродетелью. Ибо и история о Содомлянах осталась неизгладимой, повествуя, как непотребные окружали дом праведника, пока не поражены были слепотой и пока, попаленные огненным
