Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
– Батюшка, все в порядке! – весело крикнула соседка. – Спасибо вам!
Под вечер, когда стемнело, собрались у бригадира по какому-то делу отпетые парни. Посидели, выпили. Позвали меня:
– Ты вот что, батюшка, нас не бойся! – с пьяной откровенностью проговорил один из них. – Тебя наши матери любят, ходи свободно. А если бы не так… то мы бы давно тебя по голове и воду! Смекай, что говорю… – с усмешкой закончил тот, кто верховодил среди пьянчуг.
Хозяин, не выдержав, заступился:
– Хватит тебе тут рассусоливать! Хватил рюмку – и такие слова… Отдыхайте, батюшка, у себя в комнате, а мы тут сами потолкуем. Завтра к моей маме пойдем.
Мама пчеловода лежала совсем слабая, от старости говорила невпопад, и вид ее вызывал слезы на глазах Василия Николаевича. Я совершил у нее в комнате чин елеоосвящения и помазал больную освященным маслом. Утром она благополучно причастилась, и лицо ее словно помолодело. В доме парализованной женщины пришлось задержаться надолго.
– С молитвой мне стало получше, батюшка, – рассказывала она со вздохами. – Только она у меня и осталась. А вот желания жить совсем у меня нет, устала я… Хочу, чтобы Господь меня забрал… Знаю, что по грехам моим страдаю. В молодости очень любила плясать, вот за это и ножки у меня отнялись. Пожила на свете, хватит, хочу к сыну моему…
– Не расстраивайте себя, прошу вас! – как можно убедительнее сказал я. – Положимся во всем на волю Божию, пусть сделает так, как будет лучше вашей душе!
– Понятно, батюшка, спасибо за доброту вашу!
В прошения и в молитвы елеоосвящения я вложил всю душу, всем сердцем желая, чтобы Господь исцелил эту мужественную молитвенницу.
После причащения больных я ушел в горы. Цветущие кусты рододендрона перекрывали тропу красивыми гирляндами. Фиолетовые, розовые и белые соцветия задевали лицо и ложились на плечи. По ущелью плыл аромат луговых трав. На лесных полянах я снимал со спины тяжелый рюкзак и становился на колени рядом с голубой речной прохладой. От непередаваемого ощущения чистоты и величия мира Божия не хотелось выпускать из рук четок. Высокие стволы пихт уходили в небесную глубь и покачивались под ветром, шумя своими заоблачными кронами. Прозрачная вода, в которой играла речная форель, отсвечивала безупречной белизной облачных громад. Келья словно ждала меня: радостно было увидеть ее стройные очертания в лесных дебрях и приложиться к кресту с иконой преподобного Сергия. Внутри церквушки стоял запах ладана и смолистый дух просыхающих пихтовых стволов. Почти все работы были сделаны, незаконченными оставались престол и жертвенник. Их я решил сделать одной длинной широкой доской, чем и занялся немедленно. Из оставшихся бревен наметил сделать небольшой иконостас с вратами. По воскресеньям я причащался запасными Дарами, неделю проводя в молитве и трудах.
* * *Рассиялась в полнеба пихта
Звездным блеском – лампадами ночи.
И молитва течет на уста,
Слаще меда из горных урочищ.
Под псалтирное пенье ручья,
Озаряя все тропы и броды,
Разгорается ярче свеча
Пред иконой небесного свода.
От порога чуть-чуть отойдя,
На поляне стою, как в притворе.
Этот храм благодати дождя
Ожидает с далекого моря.
И к шершавой коре прислонясь,
Стану слушать, что филин пророчит.
И молитва летит, золотясь,
Под лампадными звездами ночи.
Любовь к ближним может быть только Любовью ради Бога и к Богу, обитающему в сердцах человеческих. Любовь к ближнему без Бога становится привязанностью и разоряет души ближних. Язык человеческий – ежедневное искушение, помыслы человеческие – ежедневный соблазн, страсти человека – ежедневное заклание души. Но Любовь к Богу – это ежедневное приношение сердца человеческого благой воле Божией, обуздывающей язык рассуждением, очищающей помыслы благодатью и покоряющей страсти смирением.
