Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова
Дом Сергея она нашла, когда свернула за угол. Сначала думала на соседний, но Генка ясно сказал «серый», а других серых домов не виднелось. Тьма на улице быстро сгущалась, не позволяя рассмотреть лепнину вдоль крыши, искрошенную разрывом снаряда.
Передвигаться приходилось почти наугад, ориентируясь на светящиеся кружки на пальто прохожих. Деревянные брошки, намазанные фосфором, пользовались большим спросом, поэтому по вечерам казалось, что по улицам бродят призраки с единственным зеленоватым глазом в области груди.
Снова завыла воздушная тревога, и Катя ускорила шаг, задев плечом незнакомую женщину.
— Извините.
Она собиралась пройти мимо, но женщина вцепилась руками в Катин ватник и лихорадочно забормотала:
— Послушайте, послушайте, это про нас, ленинградцев. — Откинув назад голову, укутанную в вязаный платок, она продекламировала:
Покуда небо сумрачное меркнет,
мой дальний друг, прислушайся, поверь.
Клянусь тебе, клянусь, что мы бессмертны,
мы, смертью попирающие смерть[12].
Стихи звучали, как точно отлитые пули, бьющие прямо в цель.
У Кати вырвалось:
— Чьи это стихи?
— Моей знакомой Ольги Берггольц, — сказала женщина. — Вы, наверное, слышали её по радио.
— Конечно, слышала! — с жаром воскликнула Катя, воображая, как расскажет девушкам, что случайно встретила знакомую самой Ольги Берггольц, чьи стихи записывают в тетради и заучивают наизусть.
Катя хотела расспросить женщину подробнее, но та отпустила её ватник и побрела дальше, пошатываясь на каждом шагу.
«Умрёт скоро и станет бессмертной, как в стихах», — с горечью подумала Катя, глядя ей вслед. Смерть в Ленинграде успела стать делом обыденным, и помочь всем представлялось невозможным.
Но что-то её будто в сердце толкнуло.
— Постойте, подождите! — Скользя сапогами по наледи, Катя догнала незнакомку и взяла её под руку. — Пойдёмте, я вас провожу.
* * *
Нормы выдачи хлеба с 20 ноября по 25 декабря 1941 года: рабочим — 250 граммов; служащим и членам их семей — 125 граммов; личному составу военизированной охраны, пожарных команд, истребительных отрядов, ремесленных училищ и школ ФЗО, находившемуся на котловом довольствии — 300 граммов.
* * *
Женщина шла рядом с Катей покорно, как маленькая, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы передохнуть. В темноте Катя не могла разглядеть лицо, но судя по голосу, женщина была не старая, а средних лет.
Дойдя до подъезда, она потянула на себя скрипучую дверь и сказала:
— У меня украли карточки, мне нечем вас угостить.
— Мне ничего не надо, я просто провожу вас, — отозвалась Катя.
Ноги на обледенелом полу разъезжались в стороны. С сомкнутыми руками Катя и женщина стали подниматься вверх по лестнице, поддерживая друг друга, словно близкие люди.
— Нам сюда. — Женщина толкнула ладонью незапертую дверь, и они вошли в абсолютно тёмный коридор, пронзённый леденящим холодом.
В темноте было слышно, как что-то упало на пол и покатилось со стеклянным бутылочным звоном.
— Здесь у меня стояла коптилка и лежали спички. Но мне их не найти. Сейчас, сейчас, — бормотала женщина.
Раздалось чирканье спички, и золотой точкой вспыхнул огонёк коптилки.
Подняв коптилку вверх, женщина посмотрела на Катю:
— А ты совсем молоденькая девочка. Называй меня Варварой Николаевной.
— А я Катя.
— Пойдём со мной.
Варвара Николаевна повела Катю длинным коридором. Коптилка светила слабо, поэтому Катя постоянно натыкалась на какие-то тюки и корыта, отзывающиеся жестяным бряцанием.
Варвара Николаевна ввела её в небольшую комнату с буржуйкой посередине, а сама опустилась на диван, то ли засыпая, то ли сползая на бок в голодном обмороке:
— Надо согреть воды, будем пить кипяток.
Холод в комнате стоял неимоверный, на улице и то было теплее. Катя увидела, как Варвара Николаевна коротко втянула ртом воздух и замерла без движения.
— Варвара Николаевна, подождите, не умирайте, я сейчас затоплю печку.
Высоко подняв коптилку, Катя заметалась в поисках топлива: диван, шкаф с распахнутыми дверками, криво висящий портрет на стене, широкий комод, стол, заставленный грязной посудой с разводами копоти, пишущая машинка на подоконнике. В захламлённой комнате не находилось даже газет, правда, на письменном столе лежали несколько тетрадей и стопка белой бумаги, но их Катя не посмела тронуть.
Выбор пал на комод. С усилием выдернув нижний ящик, Катя вывалила содержимое на пол и ногой выбила фанерное дно. За время осады, голода она тоже ослабела, и каждое движение давалось с трудом, но всё же удалось растопить печурку, чтобы поставить на плиту чайник с остатками замёрзшей воды.
Когда Катя стала растирать Варваре Николаевне щёки ладонями, в коридоре раздался звук шагов:
— Мама?
В дверях стоял худой солдат с вещмешком на одном плече. В полутьме комнаты Катя видела только неясные очертания лица и фигуры.
— Мама! Мама! Что с тобой?
Бросив на пол вещмешок, солдат устремился к дивану. Он оказался совсем рядом с Катей.
Сергей! Её кинуло в жар. Отстранившись, она смотрела, как Сергей трясёт Варвару Николаевну за плечи.
Та открыла глаза и непонимающе моргнула:
— Серёжа, ты? Откуда?
Не глядя на Катю, Сергей взял протянутую ею кружку с горячей водой:
— На, мама, выпей, согрейся. Я тебе принёс хлеба и брикет киселя. Нам выдавали.
Он резко развернулся к Кате, совершенно не удивляясь присутствию девушки в форме МПВО. Помощь населению была их службой, как если бы у постели больного стоял врач, а в вагоне поезда проводник.
— У вас есть ещё кипяток?
Катя ответила:
— Воды осталось на донышке. Надо идти на Неву, а мне некогда, пора на дежурство.
— Спасибо вам, девушка, вы идите, меня до утра отпустили, я справлюсь.
Одним движением Сергей развязал мешок, отломил краюху хлеба и протянул Кате:
— Возьмите, от чистого сердца.
Не узнал! Теперь Катя не хотела выдавать знакомство, поэтому низко опустила голову в ушанке с завязанными под подбородком тесёмками:
— Нам запрещается брать продукты у населения. Я пойду.
Сергей поймал её руку и почти силком вложил в ладонь хлеб.
— Возьмите, я же знаю, что вы голодная.
— Не надо, Серёжа! — против воли запротестовала Катя.
Он вгляделся в её лицо:
— Катя? Ты Катя! Мир тесен. — В его голосе зазвучала смешинка. — Ты второй раз приходишь мне на помощь. Наверное, придётся на тебе жениться.
— Как ты можешь так пошло шутить, а ещё красноармеец! — Резко отстранившись, Катя пошла к двери. Ноги подгибались, а сердце стучало как бешеное.
В один шаг Сергей догнал её, положил руки на плечи и развернул к себе:
— Прости, не обижайся! Подожди меня, я
