Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сбоорник

же отцов ты это читал?» – «Да вот, например, у Максима Исповедника, да в «Добротолюбии» у Петра Дамаскина». – «Пожалуйста, не припомнишь ли что, скажи нам!» – «Извольте. Начало молитвы: Отче наш, Иже ecu на Небесех (Мф. 6, 9), в прочтенной книжке толкуется, что под этими словами должно разуметь внушение братской любви к ближним, как детям единого отца. Это очень справедливо, но у святых отцов и еще далее и духовнее сие разъясняется, именно, они говорят, что в этом изречении должно возводить ум на небо, к Небесному Отцу, и воспоминать обязанность нашу ежеминутно поставлять себя в присутствие Божие и ходить пред Богом. Слова: да святится Имя Твое, объясняет книжка тщанием, дабы не произносить имя Божие без благоговения или в несправедливой клятве, словом, чтобы святое имя Божие произносить свято и не употреблять его всуе, а таинственные толкователи видят здесь прямое прошение о внутренней сердечной молитве, то есть чтобы святейшее имя Божие напечатлевалось внутри сердца и самодействующей молитвой святилось и освящало все чувства и силы душевные. Слова: да приидет Царствие Твое, таинственные толковники изъясняют так: пусть придет в сердца наши внутренний мир, спокойствие и духовная радость. В книжке толкуется, что под словами: хлеб наш насущный даждь нам днесь, должно разуметь прошение о потребностях необходимых для телесной жизни, не излишних, но только нужных и для помощи ближним достаточных. А Максим Исповедник под именем насущного хлеба разумеет питание души хлебом небесным, то есть Словом Божиим, и соединение души с Богом, – богомыслием и непрестанной внутренней молитвой сердца».

«Ах! это великое дело и почти невозможное для жителей мира, чтобы достигнуть внутренней молитвы, – воскликнул барин, – хотя бы и наружную-то помог Господь отправлять без лености».

«Не думайте, батюшка, так. Если бы это было невозможно и непреодолимо трудно, то Бог не заповедал бы этого всем. Сила его совершается и в немощи, а опытные святые отцы предлагают способы, облегчающие путь к достижению сердечной молитвы. Конечно, для отшельников мира они указывают средства особенные и высшие, но и для мирян также предписывают удобные же и верно ведущие средства к достижению внутренней молитвы». – «Нигде мне не случалось читать об этом подробно», – сказал барин. «Извольте, если угодно, я прочту вам в книге «Добротолюбие».

Я принес мое «Добротолюбие», отыскал статью Петра Дамаскина в 3-й части на листе 48 и начал читать следующее: «Должно научиться призыванию имени Божия более, нежели дыханию, во всяком времени и месте и деле. Апостол говорит: непрестанно молитесь, то есть он учит, чтобы иметь памятование о Боге во всякое время, на каждом месте и при всякой вещи. Если ты что-нибудь делаешь, должен иметь в памяти Творца вещей. Если видишь свет, помни Даровавшего тебе оный. Если видишь небо, землю, море и все находящееся в них, удивляйся и прославляй Создавшего оные. Если надеваешь на себя одежду, вспомни, чей это дар, и благодари Промышляющего о твоей жизни. Кратко сказать, всякое движение да будет тебе причиной к памятованию и прославлению Бога, и вот ты непрестанно молишься, от этого всегда будет радоваться душа твоя. Вот извольте видеть, как такой способ к непрестанной молитве удобен, легок и доступен для каждого, кто только имеет сколько-нибудь человеческих чувств».

Это им чрезвычайно понравилось. Барин с восхищением обнял меня, благодарил, посмотрел мое «Добротолюбие» да и говорит: «Непременно куплю себе такую книгу, я ее скоро достану из Петербурга, а сейчас для памяти я спишу эту статейку, которую ты прочел, сказывай мне». И тут же он скоро прекрасно переписал ее. Потом он воскликнул: «Боже мой! Ведь у меня есть и икона святого Дамаскина». (Это, вероятно, была икона Иоанна Дамаскина.) Он взял рамку, вставил под стекло написанный лист да и повесил под иконой, сказав: «Вот живое слово угодника Божия под его изображением будет часто напоминать мне, чтобы исполнять сей спасительный совет в его деятельности».

После этого мы пошли ужинать. За столом по-прежнему сидели с нами все люди – мужчины и женщины. Какое было благоговейное молчание и тишина во время стола! Поужинав, мы все, люди и дети, долго молились. Меня заставили читать акафист Иисусу Сладчайшему.

По окончании их служители пошли на покой, и мы втроем остались в комнате. Вот барыня принесла мне белую рубашку и чулки. Я поклонился в ноги да и говорю: «Не возьму я, матушка, чулок, я их от роду не нашивал, мы привыкли всегда ходить в онучах». Она побежала опять и принесла свой старый кафтан тонкого желтого сукна да и разрезала на две онучи, а барин, сказавши: «Вот у него бедного и опорочки-то почти развалились», – принес новые свои башмаки, большие, которые он сверху сапог надевает, потом и говорит мне: «Поди вон в ту комнату, там никого нет, да перемени с себя белье». Я пошел, переоделся и опять вышел к ним. Они посадили меня на стул и начали обувать. Барин стал обертывать онучами мне ноги, а барыня начала надевать башмаки. Я сперва не стал было даваться, но они приказали мне сидеть и говорили: «Сиди и молчи, Христос умывал ноги ученикам». Мне нечего было делать, и я начал плакать, заплакали и они.

После этого барыня осталась в покоях ночевать с детьми, а мы с барином пошли в сад в беседку. Долго нам не спалось, мы лежали да и поговаривали с барином. Вот он и начал приступать ко мне: «Скажи Бога ради, по самой истине и по совести, кто ты такой? Ты, должно быть, из хорошего рода и только напускаешь на себя юродство. Ты читаешь и пишешь хорошо, и правильно говоришь, и рассуждаешь, этого не может быть в мужицком воспитании». – «Я по сущей правде и чистосердечно рассказывал как вам, так и вашей барыне мое происхождение и никогда не думал лгать или обманывать вас. Да и для чего мне это? А что я говорю, то говорю не свое, а слышанное от покойного богомудрого старца моего да вычитанное со вниманием в святых отцах. Более же всего дает свет моему невежеству внутренняя молитва, которую не сам я приобрел, а милость Божия, да старческое учение поселили ее в мое сердце. Ведь это возможно каждому человеку, – стоит только побезмолвнее углубиться в свое сердце да побольше призывать просвещающее имя Иисуса Христа, – тотчас же каждый почувствует внутренний свет, и ему будет все понятно, даже и некоторые тайны Царствия Божия он увидит в свете том. Да уже и то глубокая просветительная тайна, когда человек узнает эту способность самоуглубляться, видеть