Отзвуки времени - Ирина Анатольевна Богданова
Лично я решил, что наилучшим хулиганством будет накрошить на сиденья парт толчёного мела, а ещё один пацан — Петька Некудыкин — натирал доску хозяйственным мылом.
— Зачем? — сделала удивлённые глаза Рита.
Мужчина ухмыльнулся:
— Вот что значит современная молодёжь! Простых вещей не знаете. Если доску натереть мылом, то мел проскальзывает и не пишет. Между мной и вами приблизительно двадцать пять лет, а на самом деле целая эпоха.
— Действительно, — согласилась Рита и быстро спросила: — А что было дальше?
— Дальше было то, что повернуло нашу жизнь на другую дорогу. Помните, как в сказке у камня на распутье?
Рита кивнула.
— Вот и у нас с друзьями так произошло. — Мужчина хлопнул ладонью по перилам. — Зоя Александровна вошла в класс тогда, когда Кузя понарошку докуривал папиросу из промокашки, а Колька Привалов писал на двери маминой помадой «училка дура».
Сказать правду, мы испугались до икоты. Тогда в школах было очень строго с дисциплиной: и исключить могли, и в колонию отправить, но самым жутким был вызов на ковёр к директору. На нервной почве Кузя засунул остатки промокашки в рот и судорожно проглотил. Колька Привалов перекладывала помаду из руки в руку.
— Ты хочешь покрасить губы, Коля? — ласково спросила Зоя Александровна, и Колька оцепенело кивнул головой, как загипнотизированный.
С одного взгляда оценив обстановку, Зоя Александровна вставила ключ в замок и заперла класс, чтоб мы не убежали. Хотя бежать, в сущности, было некуда — школа закрыта, в коридорах пусто, а на входе вахтёр дядя Яша. Ученики уважали его и побаивались, потому что дядя Яша имел деревянную левую ногу и наколку-якорь на правой руке.
— Ну что, друзья? — Зоя Александровна поочерёдно оглядела нас с ног до головы, и под её взглядом мы сами собой построились в шеренгу.
Даже я не мог сообразить, что предпринять. А она спокойно открыла портфель, достала оттуда три бутерброда и разломила их на половинки.
— Берите, ешьте, и будем думать, как жить дальше.
Несмотря на то, что у меня в животе играл тромбон, я не хотел унижаться до бутерброда. Но Петька Некудыкин смёл свою пайку одним жевком. Надо заметить, что Некудыкина мать неделями не кормила, он только школьными обедами и перебивался. За ним потянул лапу к бутерброду Колька Привалов, потом Кузя. Я сломался последним, но до сих пор помню восхитительный вкус той чайной колбасы с мелкими кусочками жира.
Потом мы все вместе ликвидировали следы разгрома, а в понедельник Зоя Александровна повела нашу группировку к себе в коммуналку, накормила гречневой кашей и усадила делать уроки. С тех пор так и повелось: нехитрый обед и уроки с ликвидацией безграмотности. — Глаза мужчины повлажнели. — Понимаете, для человека очень важно знать, что есть тот, кто даст тебе тарелку горячей каши и стакан сладкого чая.
К пятому классу мы все нагнали школьную программу. Но Зоя Александровна не бросила нас и в средней школе. Когда дурили — и такое бывало, разыскивала нас по подвалам, вытаскивала за уши из неприятностей, ручалась за нас перед директором. Да что там говорить! Мы ей по гроб жизни обязаны! Некудыкин сейчас главврач областной больницы, Колька Привалов — бери выше — работает в министерстве, Кузя, — мужчина коротко хохотнул, — полковник полиции, ну а ваш покорный слуга — телепродюсер.
— Вы сохранили отношения с мамой? — поинтересовалась Рита.
Мужчина хмыкнул:
— А родителей, как и Родину, не выбирают. Стараюсь принимать мать такой, какая есть, но… — он поднял вверх указательным палец, — но с шестнадцати лет живу отдельно! За сим откланиваюсь. Что-то я разболтался. Правда, у меня есть алиби: ваше лицо располагает к откровенности.
Шутливо щёлкнув каблуками, он застучал вниз по лестнице за букетом цветов, а Рита загребла посылку в охапку и почапала на двенадцатый этаж к адресату Калошиной.
— Зоя Александровна, откройте, пожалуйста, вам посылка из Уренгоя от Петра Ивановича Некудыкина.
Пока Рита удивлённо вглядывалась в жирно написанные буквы, со стороны лифтовой шахты раздалось хриплое урчание механизма, и Рита подумала, что мужчине с букетом цветов повезло больше, чем ей.
* * *
— Никита, это Рита. Как дела?
Она замолчала, и Никита зажмурился от опасения, что её голос исчезнет из эфира. Она позвонила вовремя, как раз в тот момент, когда он отчаянно нуждался в паре добрых слов.
— Прекрасно! — Он подумал, что его нынешнее положение трудно назвать блестящим, но жизнь всё равно чудесна хотя бы потому, что в ней есть вера, надежда и, конечно, любовь. Вон и солнце светит, медленно поворачивая штурвал по курсу к весне.
Стоя у могильника со страусами, он окинул взглядом запертый дом с опущенными железными шторами. Когда сойдут снега, холм покроется свежей травкой с брызгами мать-и-мачехи. Он внезапно улыбнулся:
— Рита, ты помнишь, когда мы увиделись в первый раз?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Подумал про весну и сразу вспомнил тебя. Посмотри, мы знакомы уже почти целый год. Как ты смотришь, чтобы это дело отметить?
— Я рада, что у тебя хорошее настроение, — проговорила Рита после паузы. — После того, что случилось в твоём хозяйстве, я беспокоилась.
Она беспокоилась! Беспокоилась!
Сорвав с головы шапку, Никита подбросил её вверх, поймал и снова нахлобучил.
— Рита, я завтра буду в Петербурге, можно к вам зайти?
— Разве ты знаешь, где я живу? Ах, да, ёлка! Я забыла. Хорошо, приходи часам к семи. Я испеку пирог.
— А я принесу торт.
Она засмеялась:
— Боюсь, что Гале с Ромой это не пойдёт на пользу.
— Я всё равно принесу.
«Удивительно, какой властью над человеком обладают звуки, сотканные в слова, — подумал Никита. — Только что на душе было пусто и серо, прошло десять минут разговора, и хочется петь, а мир сияет яркими красками. — Он заметил цепочку заячьих следов на белом полотне снега и то, как набирается синью небо над еловой зеленью кромки леса. — Прощай, улетевшая мечта о страусиной ферме, я к тебе ещё вернусь».
В сумке с ноутбуком лежало заявление в квалификационную комиссию адвокатской палаты для сдачи экзамена на адвокатский статус. Необходимость заработка снова толкнула его в юриспруденцию. Никита задумался: а может быть, так оно и надо — стать адвокатом? Ведь для чего-то судьба взяла его за руку и повела по новому кругу.
Никита поднял воротник и пошёл к машине. Выходит, он снова вернулся к камню на перепутье, прямо уже ходил, налево тоже, оставался путь направо. Что там было написано у Ильи Муромца? «Направо пойти — женатым быть»? Он запрокинул голову и рассмеялся, услышав, как в ответ
