Многая лета - Ирина Анатольевна Богданова
Капитолина поцеловала её в щёку:
— Забежала повидать тебя и переодеться. Вчера видела Настю — у них в Эрмитаже уйма работы: консервируют экспонаты. Таскают в подвал песок, чтобы зарывать фарфоровые статуэтки и сервизы. Представляешь, тонны песка — вёдрами! Но Настя молодец — бодрая, не унывает. Сказала, постарается завтра к тебе вырваться. — Она посерьёзнела. — От папы есть вести?
— Нет, — Фаина покачала головой, — как ушёл в июле, так ни строчки. А уже октябрь. Но он точно жив. Если бы он погиб, я бы знала. Почувствовала. Зато Володя пишет. Говорит, у них пока тихо, шутит как обычно. — Она замолчала и отвела взгляд от тревожных глаз Капитолины. — А как твой Тихон?
— Воюет, — Капитолина опустилась на стул и подпёрла голову кулаком, — я ужасно боюсь за него. Он такой бесшабашный. Помнишь, как он спускался с крыши по верёвке? Ты чуть примус не опрокинула, когда он впрыгнул в окно кухни. Тётя Акулина тогда отодрала его веником, а он нарочно орал во всё горло и хохотал…
Фаина улыбнулась:
— Он уже тогда старался привлечь твоё внимание.
— Кстати, — Капитолина обвела рукой тесное пространство, наскоро переделанное из бывшей дворницкой, — почему ты здесь, да ещё с домовыми книгами? Я тебя с трудом разыскала. Хоть бы записку нам оставила.
— Не догадалась насчёт записки. Очень замоталась в последнее время, буквально не присесть, — извиняющимся тоном сказала Фаина. — Дело в том, что наш дом теперь называется объект, а я начальник штаба объекта. Так сложилось, что больше некому. Кто больной, кто старый, кто эвакуировался, да и женщин с детьми много.
— Мама, ты всегда себя не жалела! Мы тобой гордимся. — Капитолина погладила её руку. Фаина смутилась:
— Не преувеличивай, все делают сколько могут. Вот Полина Беседина из шестой квартиры вторые сутки на крыше дежурит, а женщины из первой парадной всю ночь таскали на чердак воду — тушить зажигалки, а у них, между прочим, малыши за юбку цепляются.
— И нормы выдачи хлеба опять понизили, — со вздохом сообщила Капитолина. — Рабочим четыреста граммов, а остальным двести. У нас работницы на фабрике начали падать в голодные обмороки. Шьют-шьют, а потом то одна, то другая — хлоп под стол. Полежат немного, придут в себя и снова за работу. — Она вдруг оживилась. — А я к тебе с гостинцем! Вот, возьми, — Капитолина протянула свёрнутый из бумаги кулёк, откуда выглядывал уголок печенья. — Нам на фабрике выдавали, а я печенье не люблю, ты же знаешь!
Фаина почувствовала, что сейчас заплачет. Она вдруг вспомнила, как сама, полуголодная, отдавала последнее Капитолине, а теперь они поменялись местами. Хороших детей она вырастила.
Фаина подошла к буржуйке и сунула в топку несколько щепок — дрова приходилось беречь. От печенья она отказалась наотрез, но Капитолина тоже умела настоять на своём, и они разделили три печеньки поровну, по полторы штуки каждой.
Если есть по крошечке, то можно растянуть очень надолго. Запивали чуть тёплым кипятком из старого чайника и молчали. Фаина подумала, что и во время горя бывают минуты счастья, когда сидишь рядом со своим ребёнком и видишь, что она жива и здорова и можно положить руку на её руку и в знак любви тихонько сжать пальцы, потому что слова прозвучат напыщенно и смятенно, а молчание в минуту душевной близости — то золото, что блестит в памяти до самого смертного часа.
Их молчаливую беседу прервал стук в дверь, и длинноногая девчушка лет четырнадцати быстро затараторила:
— Фаина Михайловна, девочки спрашивают, где в бомбоубежище положить одеяла. Мы по квартирам насобирали. И ещё книжки для детей. Мы с ребятами свои принесли, нам уже не надо, мы ведь взрослые, правда, Фаина Михайловна?
— Правда, Наташенька, спасибо тебе.
— Все воюют, даже дети, — с обидой в голосе заметила Капитолина, — одна я бумажки перебираю и заявки пишу. Не могу я так, стыдно в глаза людям смотреть. Но вообще-то у меня сегодня дежурство, так что я побежала.
«Уйдёт она в армию, как пить дать уйдёт», — с гнетущей тревогой подумала Фаина, глядя, как Капитолина спешит через двор под арку, и крестила её в спину, пока та не скрылась за поворотом.
Потом Фаину закрутил вихрь неотложных дел, потому что вверенный ей объект был сложный: контора вторсырья, домовая библиотека, в бывшем детском саду — он съехал лет десять назад — курсы парикмахеров, да несколько сот жильцов, к которым что ни день, то прибавляются беженцы. И всех надо обустроить, прописать, вести учёт, организовать дружину самообороны, наладить работу обогревательного пункта, проследить за порядком в бомбоубежище, а ещё обеспечить бригаду самозащиты песком, водой, противопожарным инвентарём и обязательно выбить для дежурных ватники и валенки, иначе они не смогут выстоять смену на холодной крыше дома.
* * *
С вечера зарядила снежная морось, смешанная с холодным ветром, и Капитолина решила, что это хорошо, даже отлично, потому что серая завеса тумана скрывала город получше всякой маскировки, наподобие той, что натянули на шпиль Петропавловского собора. Если бы ей раньше сказали, что самая прекрасная погода та, при которой ни зги не видно, она бы удивилась, а сейчас сидит на крыше, смотрит в пасмурное небо и радуется осадкам в виде мокрого снега. Наверняка из-за нелётной погоды и у Тихоны передышка. А если нет? Вдруг он полетит в условиях плохой видимости?
Капитолина постаралась отбросить нарастающую тревогу и несколько раз повторила имя мужа, ощущая его на губах словно поцелуй. Да нет, с Тихоном ничего не должно случиться. Нельзя притягивать плохие мысли, надо думать о будущем, например о том, что после войны у них будет четверо детей — две девочки и два мальчика. Нет, лучше три девочки и один мальчик, с девочками спокойнее. Хотя для трёх девочек надо слишком много нарядов, кроме того, они вертушки и хохотушки. Всё-таки лучше поровну.
Странно, но оказалось, что война порождает не только ненависть, но и любовь, когда вдруг понимаешь, насколько драгоценна каждая секунда с родными людьми. Ведь всё может перемениться в один момент, и от осознания прошедшего счастья захочется закричать на весь белый свет: любите друг друга, щадите друг друга, уступайте друг другу — живите настоящим и цените его, как драгоценное миро, чудом пролитое с небес на землю.
Капитолина поправила капюшон дождевика и посмотрела на напарницу — технолога Ларису в точно таком же дождевике, похожую на сказочного гнома. Фабрика шила шинели и гимнастёрки круглосуточно, поэтому Лариса, опустив голову на колени, тихо дремала на скамеечке у слухового окна. От сырости скат крыши
