Отзвуки времени - Ирина Анатольевна Богданова
Но бабуля Поля не бредила, хотя от температуры её глаза горели с яркой лихорадочностью.
— Найди Фрица, — она закашлялась, — его отчество Иванович, а фамилия Гомонов. Я знаю, что он жив, и ты его разыщешь, ты умная и упорная. Скажешь ему, что я всю жизнь жалела о своих словах.
— О каких, бабуля?
— Он знает и если захочет — расскажет. — Узкое лицо бабушки — размером с кулачок — провалилось в подушки, сравнявшись цветом с серовато-голубой наволочкой. Только щёки горели алыми пятнами. Она облизала сухие губы, обмётанные жаром. — Принеси мне иконку Ксеньюшки, поставь рядом, чтоб я её видела.
И тут Настя поняла, что бабушка не шутит и не городит чепуху, а всерьёз собирается умереть и оставить её одну. Зажав между колен дрожащие ладони, она сгорбилась от страха:
— Бабушка, ты поправишься, ты не умрёшь! Скажи, что тебе лучше, скажи! Хочешь, я ещё один укол сделаю? Утром доктора вызовем.
Но бабушка не отвечала. Скосив глаза к тумбочке, она смотрела на икону Ксении Блаженной и, что Настю особенно удивило, улыбалась светло и умиротворённо.
Откладывать дела в долгий ящик Настя не любила и вскоре после похорон вырвала у шефа две недели отпуска, села за руль и отправилась в Пустошку.
* * *
— Никита, что случилось? — спросила Рита, едва они остались наедине. Фриц Иванович и Настя ушли, Рома и Галя катались в снегу под окнами, и в доме установилась мирная тишина, окрашенная запахом крепкого чая и морозной свежести, какая бывает только в деревенском доме.
Он пожал плечами:
— Ничего, все нормально, обычная рутина.
Никита не знал, как увести разговор в сторону. Попробовал нелепо пошутить, сбился и внезапно понял, что именно с Ритой хочет быть откровенным до самого конца, без утайки.
Он встал из-за стола и собрал чашки, из которых пили чай:
— Куда их поставить?
— На кухонный столик. — Рита отобрала у него чашки и посмотрела в глаза, ожидая ответа.
«Этим глазам соврать невозможно», — подумал Никита и жёстко сказал:
— Моих страусов отравили.
Рита охнула:
— Какой ужас! Как?!
С чашками в руках она опустилась на табурет, потом снова вскочила, схватила полотенце и принялась вытирать сухую тарелку. Никита подошёл к окну, глядя на занесённый соседский дом, и ровным тоном произнёс:
— Сразу после наступления Нового года я пошёл проведать птичник, и птицы уже лежали без движения. Было минут десять первого ночи.
Он вспомнил подёрнутый плёнкой глаз Леди Ди, с немой укоризной смотрящий на гвоздь в стене.
— И ты не знаешь, кто это сделал?
Круговыми движениями Рита протирала тарелку. Он поставил тарелку в сушилку и взял её руки в свои.
— Знаю. Точнее, почти уверен, что это сделала Ольга — жена моего помощника. Но я юрист и понимаю, что «почти» равняется пустому месту. Для любого обвинения нужны железобетонные доказательства.
Он взглянул на побледневшую Риту. Та удивлённо приоткрыла рот:
— Но зачем она это сделала?
— Ума не приложу. Узнаю, когда получу данные и поговорю с Ольгой и Егором. А пока мне надо захоронить бедных страусов и начинать разбираться с кредитами, страховкой, документами и бумажной волокитой.
— А я-то думала, что ты весело проводишь праздники.
На миг его лицо стало мрачным:
— Надо бы веселее, но некуда. Теперь ты понимаешь, почему я отменил моё приглашение?
Её ресницы дрогнули:
— Да, конечно. Но я и предположить не могла подобный ужас. Неужели ты будешь разговаривать с отравительницей?
— Обязательно. Надо же выяснить мотивацию такого дикого преступления.
— Посадишь её в тюрьму?
Никита неопределённо поднял бровь:
— Нет, не думаю. То есть в полицию я, конечно, заявил, чтоб получить страховку. Но по опыту знаю, что мой случай практически недоказуем. Нервы Ольге в полиции достаточно потреплют, а судилища я не хочу. Я видел много людей, которых судебные тяжбы, даже праведные, превратили в форменных психопатов. Их жизнь стала крутиться вокруг процесса, кипы бумаг, адвокатов, судей, заседаний и бесконечного сбора доказательств. А я хочу радоваться хорошей погоде и своей семье, а не показаниям очередного свидетеля. Кто бы ни совершил эту подлость, он уже разрушил себя, свою личность, и я не хочу позволить ему разрушить и меня. Понимаешь?
Рита опустила голову. Он едва удержался, чтоб не прижать подбородок к её тёплому пробору среди спутанных прядей волос цвета пшеницы.
Никита был благодарен Рите, что она не отнимала у него рук и не вырывалась. Вместе с ней он чувствовал себя спокойным и сильным.
— Никита, спасибо тебе за твоё суждение. Я много думала на тему прощения и возмездия. — Отстранившись, она подошла к окну и помахала детям рукой. Судя по всему, они уже напрыгались с крыши туалета и теперь строили себе что-то наподобие эскимосского иглу. Она обернулась. — Дело в том, что я тоже пережила предательство. Тут мы с тобой в одной лодке. И это предательство пробило во мне такую огромную брешь, что я до сих пор собираю себя по кусочкам. — Она приложила ладонь к сердцу, грустно усмехнувшись одними губами. — Я узнала об этом прошлой зимой, когда пришла к мужу на Смоленское кладбище. Там, у могилы… — Её голос сорвался, и Никита растерялся, не зная, перевести разговор на другое или дать ей выговориться. Но она замолчала. Высунулась из своей раковинки, как улитка, и снова спряталась.
Распрямила спину, поправила волосы и совсем другим, официальным голосом сказала:
— Никита, я тебя совсем заговорила, а у тебя дел по горло. Жаль, что я не могу помочь.
— Ты уже помогла.
Когда они прощались, раздался стук в дверь и раскрасневшаяся Настя с порога выпалила:
— Никита, у меня к вам очень, очень большая просьба! Помогите мне разыскать машину. Одной мне не справиться.
* * *
В автомобиле Фрица Ивановича еле заметно припахивало валокордином. Настя повела носом и звонко чихнула. Запах больницы ассоциировался с задёрнутыми шторами, тумбочкой, уставленной лекарствами, и давящей тоской от предчувствия страшной неизбежности. Она с трудом удержалась, чтоб не подвыть «бабуля» в сложенные лодочкой руки. В детстве она всегда так делала, когда требовалось всплакнуть без свидетелей. Но сейчас рядом сидел Никита и его присутствие не на шутку волновало и тревожило.
Отражаясь от снежной белизны, солнечные лучи струями дрожали в морозном воздухе. Ещё полчаса — и начнёт темнеть, от кромки леса к дороге потянет лапы лазоревая густота, и лунный свет засыплет окрестности тусклым ночным серебром.
Никита затормозил около очередной горы снега и посмотрел на Настю. Неопределённо пожав плечами, она выскочила из
