Щит веры – воину-защитнику в помощь - Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Мост
Пришёл я к Богу на войне, при взрыве моста на горной речке. Рассказывать о своём детстве не буду, скажу только, что в семье в Бога никто не верил. Только тогда, когда я уезжал летом на каникулы, тётя Нюра, сестра отца, учила меня молиться и читала Евангельские истории по какой-то растрепанной книжке; было интересно, но как-то проходило стороной. Она заставила меня выучить несколько молитв: «Отче наш», «Взбранной Воеводе победительная» и какие-то ещё, но мне запомнились только эти и ещё «Господи, Иисусе Христе Боже наш, не остави нас, грешных, Своей помощью».
Дома сердились на тётю Нюру и даже выговаривали ей, но она сестру и меня всё же крестила и была моей крестной матерью, а когда я бывал у неё, водила меня к священнику, о. Павлу, доброму и хорошему человеку. Мама и папа не знали, что мы были крещены.
В 1940 году взяли в армию, послали в танковое училище, кончить не успел — началась война. Направили в действующую армию, часть разбили; отступали, переформировывались, стал пехотинцем, артиллеристом и даже, на короткое время, связистом.
Отступали от Ростова, добрались до Кавказа, сперва бои шли в предгорьях; вошли в горы, часть нашу разбили, осталось человек двадцать под командованием капитана, и стали мы самостийными партизанами; но вскоре с местным партизанским отрядом соединились и стали сильно досаждать немцам на железных дорогах и шоссе. В боях участвовал многих, Бог хранил, и даже ни разу не был ранен, но о Боге не вспоминал. Но написать должен об одном особенном событии.
На железной дороге, находившейся от отряда в десяти — двенадцати километрах, был мост над бурной горной речкой, который немцы тщательно охраняли. По обеим сторонам моста были построены небольшие казармы, где жила охрана. Днём и ночью по мосту ходили солдаты, а ночами опоры моста освещались прожекторами. Каждый проходящий состав тщательно обыскивали и гражданских лиц не возили.
Для командования этот мост было особенно важно уничтожить, так как он был частью основной транспортной магистрали, по которой снабжались немецкие войска.
Был получен приказ: во что бы то ни стало взорвать мост. Попробовал наш отряд подойти к мосту со стороны правого берега, потом левого, но, понеся большие потери, мы ничего сделать не смогли.
Вероятно, приходил приказ за приказом из Москвы, но мост взорвать не удавалось. Тогда было принято решение взорвать опоры моста, подойдя к ним по реке. Создали несколько штурмовых групп, провели десятки учений, но четыре штурмовые группы, даже не дойдя до опор, погибли в воде.
Река была бурная, вода стремительно неслась вперёд, ворочая камни, ударяясь о скальные завалы. При этом температура воды была, вероятно, три — четыре градуса.
Пятой штурмовой группой была моя, я был старшим. Командование понимало, что подорвать опоры, подойдя по реке, невозможно, но нас всё равно послали.
В группе нас было пятеро: Сомов, русоволосый колхозник из-под Костромы; грузин Сванидзе, красивый, подвижный и добродушный; эстонец Карл, носивший почему-то русскую фамилию Хохлов, всегда угрюмый, молчаливый, но добрый и отзывчивый на чужую беду; Стогов, учитель из Коврова, и я, москвич. Не удивляйтесь обилию подробностей — взрыв моста стал поворотным моментом в моей жизни.
Подойти к мосту по берегу можно было не ближе чем на сто — сто двадцать метров, дальше уже располагались ДОТы и всё было оцеплено колючей проволокой. Вышло нас с базы десять человек — бойцы несли наше снаряжение: взрывчатку, бикфордов шнур, взрыватели, упакованные в непромокаемые мешки; наша группа шла налегке. Шли горными тропами. Дул пронизывающий ледяной ветер. Река ревела, шумели бьющиеся друг о друга камни, и даже в эту тёмную ночь были видны отблески водяных гребней и волн. Глубина реки, по данным разведки, не превышала полутора — двух метров, но весь путь надо было пройти в стремительно текущей воде, сбивающей с ног, ворочающей камни, образующей бесчисленные водовороты и при этом нестерпимо холодной.
Дошли до места, бойцы сложили наши вещи, и мы стали раздеваться, снимая теплую одежду; остались в чёрных майках, штанах и лёгких ботинках, подвязав их проволокой к ногам. Прикрепили непромокаемые мешки и начали входить в реку»
Первым входил Сомов, молча поклонился на четыре стороны и бросился в реку; вторым — эстонец Хохлов, деловито осмотрелся, словно раздумывая о чём-то, постоял две-три секунды и медленно сошёл в воду, сказав: «Прощайте, товарищи!» Стогов, проходя мимо меня, выругался, длинно и вычурно, и сказал: «Пошли, командир, смерть это, верняк!»
Четвёртым был Сванидзе, он подошёл к воде, трижды перекрестился и что-то сказал по-грузински.
Замыкающим вошёл я — вода мгновенно обожгла тело. Провалившись в яму почти по горло, был вытолкнут течением и ударился о камни. Холод сжал тело, парализовал руки, ноги, дыхание словно остановилось. Плыть или сопротивляться течению было невозможно — оно швыряло, било, бросало на камни.
И вдруг молитвы, выученные когда-то с тётей Нюшей, мгновенно возникли в памяти. Я знал, да все мы знали, что сто двадцать метров с мешками взрывчатки нам до средней опоры не пройти, мы обязательно погибнем, как погибли шедшие до нас группы. И, понимая это, я стал молиться Матери Божией: «Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице, но яко имущая державу непобедимую, от всяких нас бед свободи, да зовем Ти, Радуйся, Невесто Неневестная!» И: «Господи, Иисусе Христе, не остави нас, грешных». Борясь с течением, я всё делал автоматически, повторяя беспрерывно молитвы; и в остальной своей жизни не одну тысячу раз повторял и повторяю эти молитвы.
Мы не плыли, нас несла вода, била о камни, холод сковывал тело, но, когда я стал молиться, страх и беспомощность отошли от меня. Молился я не о спасении наших жизней — мы знали, что не дойдём до опор моста и погибнем — я, мало верующий (тогда) человек, молился, чтобы Господь принял наши души. Течение несло вперёд, мы взбирались на скользкие обломки скал, тащили взрывчатку, проваливались в ямы.
Впереди меня шёл Сванидзе, мы помогали, как могли, друг другу. Были пройдены первые несколько десятков метров, и вдруг около меня появился Сомов, шедший первым. Кажется, он крикнул: «Прощайте!» — и ушёл под воду. Было приказано двигаться только вперёд и не спасать погибающего, но мы всё же попытались, но это было бесцельно. Прошли ещё десятка два метров, и Карл Хохлов сказал: «Всё, командир! Возьми взрывчатку, свело ноги, тону!»
Нас осталось трое — Стогов, Сванидзе и я. Что мы делали, когда течение бросало нас
