Многая лета - Ирина Анатольевна Богданова
«Они дрожат за свои жизни как осиновые листы и потому после похорон станут мстить за смерть Кирова по-звериному безжалостно», — подумал Глеб и сразу же переиначил свои мысли, потому что зверям не присуща бессмысленная и холодная жестокость, способная уничтожить десятки тысяч себе подобных.
Перехватив напряжённый взгляд Фаины, он вышел из-за стола и утвердительно спросил:
— Пойдём пройдёмся?
Они всегда понимали друг друга с полуслова и по-прежнему ходили гулять, если хотели поговорить откровенно.
По заснеженному Ленинграду ветер трепал траурные полотнища, из витрины продуктового магазина смотрел портрет Кирова с траурной полосой наискосок причёски.
— Только бы беда не коснулась детей, — с тревогой сказала Фаина. — Только бы миновала. Я сегодня шла по Шпалерной и видела около управления НКВД толпы народа. Говорят, из Ленинграда выселяют священников, дворян, купечество — всех бывших. Одна старушка во вдовьем платке плакала и говорила, что получила предписание в двадцать четыре часа уехать в Астрахань. Мужчины, по виду офицеры, бодрятся, но в глазах такое отчаяние, что душа выворачивается наизнанку. Одна женщина бормотала: «Хорошо, пусть мы. Но за что же наших детей и внуков? Что же это? Месть до десятого колена?»[57] Мне страшно, Глебушка. Я боюсь за девочек и Вольку. Что будет с ними, если и нас вышлют?! — Она не договорила и уткнулась Глебу в плечо. Он крепко обнял её одной рукой.
— Милая, если случится наихудшее, то Настя с Капитолиной почти взрослые. Они умницы и труженицы, а Вольке придётся оставить детские привычки и стать помощником. Кроме того, ты забыла, что жестянщики везде нужны. Мы и в ссылке не пропадём, потому что мы семья и мы вместе.
В хрустале зимней ночи Фаинины глаза блестели потухшими звёздами. Притянув жену к себе, Глеб прикоснулся губами к её лбу, ощутив тягучую тоску в сердце. Он знал, что её не обманули его храбрые слова о высылке, но что ещё можно сказать любимой ради утешения и надежды? Мужчина на то и создан Господом, чтобы держать в своих ладонях тонкую женскую руку, которая в свою очередь нежит детскую ручку, что тоже вскорости станет мужской или женской. И это сплетение рук вечно до тех пор, покуда на земле существуют любовь и верность.
* * *
Весь январь трещали морозы. Побелевший Ленинград оброс сугробами. Они грядой высились вдоль набережных, рыхлыми боками переваливаясь на мостовую. Ледяной ветер разносил по улицам запах печного дыма, колко и остро бросая в лицо пригоршни позёмки. По городу катились слухи об арестах, и казалась, что зима тянется целую вечность и никогда не закончится.
— Наступил ледниковый период, и скоро мы превратимся в динозавров, — пошутила Капитолина, когда они утром бежали на трамвайную остановку. Дальше их пути расходились, потому что Настя торопилась в университет, а Капитолина — в Финансово-экономический институт.
Долгожданное солнце внезапно прорезалось из туч в середине февраля, и Настя вдруг поняла, что ужасно соскучилась по звонкой капели и ручейкам под ногами, по лёгкой дымке над крышами домов, по каплям влаги на тёмных стволах деревьев — в общем, по всему тому, что называется весной, до которой оставалось всего несколько коротких шагов.
Сбив на затылок беретик, связанный мамой, — будь её, Настина, воля, она ходила бы с непокрытой головой в любые морозы, Настя блаженно зажмурилась и тихонько, как кошка, чихнула, потому что солнце смешно защекотало щёки.
— Будь здорова, — негромко отозвался долговязый Олег с математического факультета. Со щенячьей верностью он перехватил её взгляд и робко спросил:
— Можно тебя проводить до дома?
— Проводи, — милостиво разрешила Настя. В такую погоду негоже отвечать отказом. Кроме того, он забавлял её своей серьёзностью. Олег носил круглые очки, которые постоянно сползали на нос, и поправлял их указательным пальцем. Её это почему-то умиляло.
Медленным шагом они прошли вдоль Невы с застывшими сфинксами, на лапах которых сидели чайки. От их величественного равнодушия веяло вечностью.
— Всё боится времени, а время боится пирамид, — сказала Настя поговорку из уроков древней истории.
— Тысячи лет назад этих сфинксов сделали в Древнем Египте, и мы до сих пор вспоминаем их создателей, — отозвался Олег, — а что оставим потомкам мы — нынешнее поколение? — Он поправил очки и сам себе ответил. — Мы оставим Беломорско-Балтийский канал, Днепрогэс и Магнитку! Мы зальём страну электричеством и возведём домны, мы дадим стране крылья, чтобы будущие поколения полетели в космос и прогулялись по Луне так же просто, как люди нынче гуляют по набережной. Вспомни, какой хаос был в двадцатые, а нынче гармония и красота, — широким жестом он обвёл пространство набережных со стройными особняками, над которыми царили золотые купола церквей и соборов.
— Я не помню хаос, — возразила Настя, — потому что в двадцатом мне было три года и у меня была другая мама и другая фамилия.
— Как это? — не понял Олег.
— Когда-нибудь расскажу, если заслужишь.
— Ради твоей откровенности я готов свернуть горы! Хочешь, прямо сейчас пройдусь колесом. — Он сдёрнул с носа очки и протянул Насте. — На, подержи, а то разобьются.
Разгорячившись, он взмахнул руками и опасно забалансировал на ступеньках спуска к Неве.
— Упадёшь! — засмеялась Настя и первая побежала вниз, на покрытую льдом реку. Плотный наст упруго выгибался под каблуками, и несколько раз она с весёлым ужасом поскользнулась, рискуя шлёпнуться на спину.
Подступающая весна ещё не подобралась к ледяному панцирю, сковавшему реку, поэтому во все стороны по Неве тянулись тропинки и шли пешеходы. Одна из фигур впереди показалась Насте знакомой. Сгорбив спину, девушка брела так медленно, словно тащила на ногах пудовые гири. На тёмном пальто выделялась серая полоска беличьего воротника, на голове беличья шапочка с отворотом. Такое пальто было у Ани, одноклассницы Ковалёва.
В памяти моментально всплыл обидный разговор про Сашу, из-за которого она отказалась от поездки на Магнитку, и Анин ехидный тон, каким она говорила, что Ковалёв вынужден прятаться от неё по углам. Чтобы избежать неприятную встречу, Настя замедлила шаг и невольно нахмурила брови.
Олег уловил перемену её благодушия и робко коснулся руки, слегка скользнув пальцами по запястью:
— Тебя что-то расстроило?
Настя собралась ответить, что нет, всё в порядке, не обращай внимания, но Аня внезапно обернулась, и Настя увидела запавшие глаза и почти чёрные губы на бескровно-бледном лице. Обычно весёлая и самоуверенная Аня выглядела как привидение.
Настя невольно вскрикнула:
— Аня, что произошло?
Аня стояла, опустив руки вдоль туловища, и смотрела вдаль, поверх каменных сфинксов.
— А ты
