Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
И ничего неповторимо!
Растений тонкая рука
Махнет приветливо с разбега,
И сад стряхнет, как облака,
Остатки мартовского снега!
Все эти стихотворения появились в журнале «Памир», а некоторые другие стихи периодически печатались в газете «Комсомолец Таджикистана», где художественным редактором в отделе поэзии работала талантливая молодая поэтесса, уже издавшая несколько поэтических сборников. Когда я принес домой только что вышедший из печати журнал и несколько газет со стихами, мама, прочитав их, прослезилась, а отец, водрузив на нос старенькие очки, внимательно прочел все стихотворения:
– Стихи – это хорошо. Главное – сказать кратко. Пиши дальше. Мне нравится.
Этот всплеск поэтического творчества каким-то образом повлиял на нового начальника гидрометеостанции и на художника. Оба написали по несколько стихотворений, и на этом их поэтический пыл угас. Но зато у архитектора этот творческий порыв талантливо проявился в другом направлении – он создал серию интересных графических работ о горах, которые были отобраны на столичную художественную выставку в Душанбе. Пока я продолжал жить в Пештове, наблюдая как подрастает сын Авлиекула, который стал уже слишком тяжелым, чтобы носить его на руках, жена родила еще одного сына и дом наполнился детским плачем.
Как-то раз весной Авлиекул уехал в Институт и задержался на месяц на курсах переподготовки специалистов. Его жена с детьми и я остались на станции. Отношения у нас были простые и дружеские, и у меня даже в мыслях не было причинять моему другу неприятности. По-видимому, подозрение не давало бедному парню покоя, потому что когда он появился на станции, то очень внимательно посмотрел на лицо жены, потом мне прямо в глаза. Не заметив ничего подозрительного, мой друг успокоился:
– Знаешь, у нас говорят, что раз в жизни любая женщина за себя не отвечает… Спасибо тебе, что хранишь мою семью! Верно сказано – коня проверяй расстоянием, а дружбу – временем.
После этого геолог уже не посматривал на нее и на меня с тревогой.
В марте снега выпало очень много, но на солнце было очень тепло. Расчистив площадку перед крыльцом, я колол дрова. Устав от рубки поленьев, я распрямил спину и посмотрел на противоположную сторону. Там, на скалах, было заметно какое-то движение. В бинокль стало хорошо видно, как на теплых протаявших скалах лежала, греясь, медвежья семья. Огромная бурая медведица забавлялась с двумя медвежатами. Она ласково лизала их, позволяя детенышам творить с ней что угодно. Они вскарабкивались ей на голову и, кувыркаясь, съезжали с ее широкой спины. Во всех их действиях было очень много любви и ласки.
Чувство того, что все в мире движется только любовью и существует ради любви, переполняло мое сердце. Оно ощутимо жило единством со всяким существом в мире, ощущая живущую во всем любовь, и само посылало всему живому ответные волны любви. Это чувство всеобщности с природой длилось всю зиму. Мне начало казаться, что я сроднился с этим чувством навеки и никакой город не украдет никогда у меня эту любовь. Увы, приехав в Душанбе, я растерял это ощущение в первые же несколько дней так же, как терял прежде. Это заставило меня задуматься о стяжании настоящей некрадомой любви, которую ничто бы не смогло отнять. Такая любовь хранилась в Небесной Церкви, уча душу искать ее через Церковь земную, но на стяжание этой любви понадобились долгие-предолгие годы многих усилий и страданий.
Что ищешь ты в миру, сердце мое? Череду дней, превращающихся в паутину, называемую жизнью? Паутину, улавливающую соблазнами доверчивую душу? Близость людей, безполезно стареющих в безжалостных объятиях мирской суеты и в конце встречающих ледяные объятия мерзлой глины? Смех и веселость человеческую, мгновенно обращающихся в печаль и горькие слезы? Помоги мне, Боже, обрести в Божественной благодати необходимые силы и навечно отрешиться от пустого кружения в насквозь фальшивом мире, чтобы ощутить в сердечных глубинах струящуюся Твою безконечность.
ПАМИР
Бог не может стать менее добрым, чем Он есть, поэтому Бог – Свят. Мы сотворены Им как Его подобие, но склонны изменяться на худшее состояние, поэтому мы – грешные люди. Если нам удается с помощью Бога преодолеть изменение в нас на худшее и обратиться к святости, то наше истинное богоподобие восстанавливается в нас во всей полноте добра, вложенного в нас Богом. Неизменяемость в нас добра обретается через безстрастие, а восстановление в добре совершается через покаяние. Неизменяемость благодатного состояния духа и безстрастие приводят нас к истокам Божественной жизни – к Божественной любви, начинаясь с откровения благодати внутри нашего сердца.
Душа ищет безконечную усладу в мире вещей, где нет Бога, недоумевая, почему ей не удается ухватить эту воображаемую сладость, а Бог ищет для души спасения, зная, что ее блуждания и поиски в конечном мире полностью тщетны. Пустое «счастье» тщеславия, богатства и похоти
