Николай Сиянов - Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина
— Попробуй только ослушаться!
Я влез в костюм, он обвис на мне, рукава доставали до колен.
— Господи, ну почему мы с тобою такие невезучие? — огорчилась она. — Что же теперь делать-то? А-а-а, знаю, знаю. Славик, раз костюм не подходит, его надо продать. И никаких; не возражай, вещь по нынешним временам очень дорого стоит.
Ну вот, не так уж и много у нас осталось вещей капитана Максимова… Видел как-то, сидит Вера Васильевна, уткнувшись лицом в капитанский китель с золотыми нашивками… Нет, ни за что!
— Вера Васильевна, повесим костюм на место. Я придумал другое. В моей комнате два ковра. Ну посудите сами, зачем мне столько? И одного предостаточно, ей-Богу. Если не возражаете… вот за него действительно дадут уйму денег. Я схожу на рынок, и мы устроим пир на весь мир!..
Словом, на этом и порешили. Господи, Господи, что делается вокруг… Озлобление, голод, номера химическим карандашом на ладошках. Чтобы сходить на продовольственный рынок, надо продать дорогую вещь…
1 марта, воскресенье. Слава Богу, дожили до весны, хотя бы и календарной…
После обеда подкатил на своих “Жигулях” Вадим Николаевич. Плотный, шумный, розовощекий. Поцеловал ручку Вере Васильевне, выложил на стол домашние пирожки. Ну с таких пирожков, да еще ежели каждый день, станешь шумным и розовощеким.
— Сейчас, сейчас поставлю чаек, — захлопотала Вера Васильевна. — Только вы уж, мальчики, без меня… о чем интересном — ни слова!
Вера Васильевна любит гостей. Ну, понять ее можно: хорошо ли одной да одной в четырех стенах? Что же касается меня… так я собеседник, прямо скажем, не лучший. Я больше слушать горазд; вести разговоры, именно вести в нужном направлении, быть лидером, занимательным рассказчиком… нет, не в моем духе.
— Йогов развелось — пруд пруди! — Вадим Николаевич молчать не мог, не хотел, не представлял, как можно такое — долго молчать. — Мотаюсь, мотаюсь по городу как угорелый. Вчера три лекции подряд; сегодня все четыре, и то — хочешь нормально жить, умей крутиться. Вот все жалуются: невмоготу! беспредел! жрать нечего! Да о чем речь, дорогие, наоборот, жить стало прекрасно, не ленись только, умей вписаться!.. С утра лекции в институте — это не в счет. После — Дом культуры железнодорожников… то ли секта какая, то ли сброд с улицы, мне все нравно; подавай, видишь ли, ни больше ни меньше, как “Жизнь и творчество Свами Вивекананды”. Мне что, берите. Похлопали, покалякали, покатил дальше… Какое-то общество — спиритуальное ни дать ни взять, тут байками не отделаться. Да-с, “Тайную Доктрину” требуют, не смешно? Такую глыбу — философскую, социальную, космическую, куда там Маркс со своим “Капиталом”! Духовный Клондайк такой преподать за пару часов… Нет, это надо уметь. Сумел. Похлопали. Вручили даже цветы. Покатил дальше.
Вера Васильевна вошла с подносом.
— А вот и чай… Вижу, Вадим Николаевич, вы тут без меня нарушаете слово!
— Помилуйте, что вы! — он заботливо усадил хозяйку за стол. — Какие разговоры, так пустяки. О времени, о людишках разных, которые словно бы повзбесились. Обществ, говорю, всяких развелось — страхи! Эзотерические христиане, кришнаиты, агни-йоги, масоны повыползали из нор… И опять — йоги! хатха… раджа… карма… бхакти… сатьям… затрепали, испаскудили великолепное слово! Кружков-то, сект, повторяю. За две недели гарантируют и здоровье, и левитацию. Поболтают о том о сем, примитивные асаны покажут, ноги загнут салазками — и гуляй, Вася, морочь другим головы. Слепые слепых ведут до ближайшей канавы. И невдомек даже, что истинная йога — не стояние на голове, не закручивание себя узлами, все это блеф, шалости. Настоящая йога… (Ну, конечно, Вадима Николаевича понесло, не могло быть иначе.) Настоящая йога — это… фокусирование сил психики да освобождение себя из границ субъекта и объекта, когда уже не остается ни того, ни другого — одно божественное Бытие… Духовная алхимия и синтез этических норм… Единственно ценное порождение цивилизации… Научная религия и религиозная наука… Нирвана буддистов и Самадхи индусов — как высшие пьедесталы йогического мастерства…
— Все это хорошо, — заметила Вера Васильевна, воспользовавшись краткой паузой. — Не понимаю только, почему слепые-то ведут слепых, зачем же так?
— Да потому! — охотно откликнулся Вадим Николаевич. — От невежества вопиющего все беды, от незнания диалектики! Наш ум целостен от природы, понимаете — одно! А мы только и заняты, что дробим его на части, задействуем лишь на три, ну на пять максимум процентов — не потеха?.. Йога тоже целостна как наука, а мы уцепились за ее малые крохи, причем не самые лучщие. И вообще, Вера Васильевна, если копать глубоко, то все наши безумия, как ни парадоксально, — от ума. И на Востоке, и на Западе, и на всей нашей планете. Человек разучился пользоваться своим умом — Богом данным орудием. Посмотрите-ка на детей… как они непосредственны, как открыты всем сторонам света! Плохо ребенку — и он в слезы, хорошо — и он сам восторг. А мы? Не-е-ет, детишки знают, что делают; они живут не в прошлом, не в будущем — только в настоящем, в “сейчас”. А это единственно и есть жизнь — все остальное или воспоминание, или мечта… Жизнь ребенка — это и есть та самая медитация, в которую пытаются проникнуть взрослые люди… Согласны со мной? Что из этого, спросите? А то, отвечу и снова обращусь к утраченному нами уму. Именно так! Ибо ум, предназначенный быть человеку слугой, постепенно “взрослея”, берет верх, возомневает себя хозяином и тем самым утрачивает главное изначальное качество — целостность. Ум становится все уже и уже, и этому способствуют спецшколы, техникумы, институты, исподволь штампуя особую породу однобоких спецов, умственно неполноценных, прости Господи. Технари с утра до ночи, даже за застольем, долдонят о шестеренках и тормозных колодках, а гуманитарии у микроскопов — о молекулах ДНК, разве не так? — Вадим Николаевич взглянул на меня, рассмеялся: — О присутствующих, понятно, не говорят.
Я согласно закивал головой. Не хотелось втягиваться в разговор. Вадиму Николаевичу было хорошо со своим монологом, я же получал полезную информацию.
— Итак, — продолжал он, — мы уяснили: ум специалиста развивается уродливо, кособоко — меньшая его часть лучом зондирует глубину, а большая, увы, в торможении. Причем это большее, неработающее постоянно напоминает о себе, конфликтует с сознательным и активным. У человека наступает неудовлетворение собой и жизнью. Несчастный перестает воспринимать жизнь непосредственно, по-детски, то есть как праздник. А это уже беда, серьезный разлад психики…
Опять-таки извечный вопрос: что делать? Ответ до гениальности прост. Ум от природы целостен, стало быть, наша задача развивать его целостно. Гармонично. Не физикиили лирики, а физики и лирики. Не примитивная хатха — ноги салазками, а йога целостная, как синтез религии и науки. Вот тогда, надеюсь, слепые поводыри не завалят своих слепых же собратьев в канаву… Вера Васильевна, я доступно ответил на ваш вопрос, все понятно?
— Да, голубчик, спасибо. Я главное поняла: человек должен развиваться гармонично, а его ум обязан быть целостным. Но почему все-таки, скажи, у нас в России столько развелось… ну этих сект, группок ненашенских? Почему всякие бритоголовые, кришнаиты, откуда напасть?.
Вадим Николаевич не заставил себя долго упрашивать.
— Да все оттуда! Потому что эти самые голые, да бритые, да в желтое долго в запрете были, о них знать не знали. А запретный плод завсегда сладок, известно. Чуть свободой пахнуло — они, бритоголовые, и расплодились. Это простое, поверхностное объяснение, Вера Васильевна. Если же копнуть глубже, тут дело опять-таки в нашем уме, в его целостности. И для примера вам все та же йога. Главное для начинающего — научиться созерцать себя как единое целое: субъект плюс объект. После он идет дальше, оставляя и субъект и объект, а созерцая только свое сознание. То есть учится быть “здесь” и “сейчас”, учится быть открытым и счастливым, как в детстве… Надо понять главное: если у человека нет объекта для созерцания, его одолевает скука, зевание. И наоборот, когда вокруг слишком много объектов, наступает бессонница.
— Да, конечно, — согласилась Вера Васильевна. — Например, вы купили автомобиль и с этого дня плохо спите: как бы сей объект не украли воры! Приобрел дачу: ах, как бы не влез кто! Какой уж сон…
— Правильно, вы прекрасно все поняли, — одобрил Вадим Николаевич. — О присутствующих, понятно, ни слова: у меня вот и авто, и дача, иеще много хороших объектов, но сплю я на редкость спокойно… Вернемся, однако, к главному! Субъективность и объективность, как учат восточные мудрецы, в частности Раджнеш, — два полюса одного и того же. Все та же целостность. Если вы сумели стать сознательным без объекта, тогда и вас как субъекта нет, а есть лишь одно сознание. Ни внешнего, ни внутреннего — одно спонтанное сознание. Вот цель; достигнув ее, вы достигаете многого. Ваш ум становится сознательным даже без объектов. Вы способны жить полно, радостно при любой изоляции, в любой пустыне… Но! Не следует забывать диалектику. Если рассматривать картину масштабно, мы видим, к примеру, что созерцательный Восток, образно говоря, вял, апатичен, несколько поотстал и в науке, и в технике — все потому, что веками развивался при одних и тех же объектах. Запад, наоборот, страдает бессонницей. Ему подавай все новые и новые объекты. Запад ожирел, прости Господи, пресыщен. Ему уже мало ракет и домашних компьютеров, ему подавай наркотики, самый извращенный секс! А что в итоге? Все больше и больше вокруг объектов, нет времени ни остановиться, ни оглядеться — один жуткий водоворот, сумасшествие… Покоя, восточного созерцания не хватает людям! Спохватились наконец: куда несемся? И начали понимать важное: ум — это целостность. На Востоке отвергали рациональную часть ума, на Западе пренебрегали духовностью. Теперь искусственно заторможенные части целого берут свое, рвутся наружу: Восток вдруг устремился к Аристотелю, Энрико Ферми, а Западу подавай Кришну, Будду, подавай мантры и тантры…
