Происхождение и эволюция человеческой цивилизации: Размышления Учителя об истории человечества, книга I - Рамта
И вот в одно утро глаза, подобные зеленому камышу, открылись от пения птицы, сидевшей на подоконнике. И все, чего он хотел, — это чтобы птица подлетела к нему поближе и он мог бы наслаждаться ее пением. Он был так слаб. Он поднялся с кровати и стал преследовать птицу, пока она не оказалась на краю крыши, откуда улетела от него. И в тот момент он вспомнил то полуночное небо, и это было последнее, что он запомнил, лежа тогда на земле и глядя вверх; луны не было, были лишь звезды, эти вечные огни. И он подумал об этом в тот момент, когда птица упорхнула от него. И он хотел удержать птицу. Он хотел улететь вместе с птицей. Создание встречали с великой радостью, и семья его так его любила, и весь городской народ, и его друзья, которые приехали со всех концов земли, чтобы порадоваться его выздоровлению после тяжелой лихорадки и отпраздновать это событие. А он, пытаясь делать все то же самое, что делали его друзья, больше не мог смеяться вместе с ними. И все одежды, в которые родители облачили его, больше не имели значения. Они были у него прежде. Он продолжал думать о небесах. И его застали в момент размышлений и спросили: «О чем ты думаешь?» Он пытался объяснить им, о чем он думал. А они ставили перед ним следующую кружку пива, хлопали по спине и говорили: «Это пройдет».
Это создание проводило целые дни, гуляя по цветочным лугам. Однажды он запустил пальцы рук и ног в самое влажное место на лугу, погрузил их в почву. И он лежал так, лицом на земле, с пальцами рук и ног в земле, и оставался там весь вечер. На следующий день он нашел камень, похожий на мрамор и покрытый сверкающей пылью, и он смотрел на него весь день. Это был уже не тот разудалый воин, который уезжал из города тем судьбоносным вечером.
И каждый день это создание не могло дождаться момента, чтобы покинуть город и отправиться на природу. Там было что-то настоящее, тихое, лишенное притворства. Он проводил там каждый день своей жизни, и с каждым днем его родители теряли его. Они теряли своего прекрасного, крепкого сына, который должен был родить им внуков, который должен был продолжить их дело и однажды стать правителем тех земель. Они теряли его. Им даже не удавалось поговорить с ним. И он улыбался, и он любил их, но он уходил от них мало-помалу.
Что-то в его натуре изменилось. И однажды он понял, насколько его любит Бог, тот Бог, что ничего не говорил в небесах, но был там, Бог, что был птицей, которая пела свою песню ради его пробуждения, его истинного пробуждения, Бог, что был влагой и доброй землей, позволившей ему лежать на спине без бархатных и золотых одежд — она просто позволила ему сделать это, — Бог, что был маками, ослепившими его своим пылающим алым цветом, жужжанием пчел, переливчатыми крыльями бабочек, сладким и пронзительным ароматом чудесного легкого ветра, который, пересекая цветочную долину, прилетал с реки и наполнял его пьянящей радостью. Он понял, что этот Бог, которого он любил, был невидимым даром, развеянным повсюду вокруг.
Его родители думали, что он совсем потерял разум, что он болен. Они пытались устраивать для него пиршества, в ответ слыша от него лишь упрек. Они отправляли его к священникам, только для того, чтобы те покачали головой. И, наконец, однажды, во время бала, — для которого они облачили его в великолепные, самые красивые и дорогие одежды из черного сукна, изысканных материй и бархата — он обнажился прямо перед всеми собравшимися: министром, священником, семьей, женщинами, друзьями, козами, овцами, лошадьми, небом, землей, деревней. Не то чтобы он был эксгибиционистом — это подходящее слово? — желавшим похвастаться перед своими женщинами. Для него это был знак того, что ему здесь больше нет места. Он изменился.
И он бежал из города с песней, звучащей в сердце, голый, как вы выражаетесь, как сойка — хотя они не такие уж голые; я бы сказал, скорее как гусеница — да, зная, что он найдет одежду, чтобы прикрыть ею свое тело, и это будет одежда полей. И в сердце этого создания звучала песня нежного Духа, рожденного в той лихорадке. И он нашел одно старинное место и под ледяными зимними дождями начал строить из камней. И его служение славе Божьей проходило в царстве земном. И величайшим даром того полуночного неба был не образ, а красота внутри мужчины и женщины и знание о том, что, когда образ сожжен — что случилось с ним в лихорадке, когда его жар сжег в нем образ, выбранный им для этой жизни, — можно овладеть всем. Этот образ сгорел, и он смог увидеть то, чего не видел никогда прежде. Он перевернул страницу.
Да, он изменился. Его отражение изменилось. Его родители больше не могли различить в нем отражение той славы, которой им не хватало в самих себе. Его друзья больше не могли найти в нем тот дух товарищества и братства, которого им не хватало в себе. Женщины больше не могли обнаружить
