Фридрих Хуземанн - Образ человека как основа искусства врачевания - Том I. Анатомия и физиология
И как мышление, чувства и воля воздействуют друг на друга и незаметно переходят друг в друга, так и их физиологические основы постоянно и нераздельно связаны. Но как мышление, чувства и воля могут иногда находиться в противоречии друг с другом, так же по различным причинам могут быть нарушены отношения между дыханием, сердечной деятельностью и явлениями обмена веществ.
Чувства в первую очередь непосредственно действуют на дыхание. Но сердце и кровообращение под их влиянием также претерпевают различные изменения. То, что сила и частота пульса легко изменяются под влиянием аффектов, это древнее и легко проверяемое наблюдение. При этом могут наблюдаться даже экстрасистолы. Телесная работа и душевное напряжение ведут к повышению кровяного давления. Под влиянием аффектов изменяется форма капилляров и давление в них. Неоднократно описаны явления изменения величины сердца под влиянием аффектов.
Влияя на сердечную деятельность, дыхательная деятельность приводит представления, чувства и волю в живые отношения друг с другом. Если представления и чувства таковы, что без сопротивления воспринимаются волей, то дыхание гармонично вчленяется в сердечный ритм. Если же появляется неприятное представление или ощущение, то на кривой дыхания мы замечаем затруднение. Как мы инстинктивно задерживаем дыхание, если воспринимаем неприятный запах, так же происходит и тогда, когда в нас проникает неприятное представление.
Особенно отчетливо мы это видим тогда, когда речь идет не об относительно несимпатичном представлении, а о таком, которое, кажется, ставит под угрозу наше собственное существование, например, если наша жизнь внезапно оказывается в опасности. Подобное представление вызывает в нас сильный протест, ибо мы не можем допустить, чтобы оно перешло в нашу волю. Другими словами: сердечная деятельность противится принятию представления от дыхательного процесса. Но если представление все же навязывается нам ситуацией, и мы не можем его избежать, то дыхательная деятельность наталкивается на сердечную деятельность, и мы испытываем это состояние как страх.
Это можно легко наблюдать на себе, если, например, на автомобиле слишком быстро въехать в поворот и на полпути заметить, что дорога обледенела, и нам угрожает опасность перевернуться. Известно, что тормоза только увеличивают опасность. Тогда возникает искушение посредством давления на рулевое колесо или других совершенно бесцельных мышечных напряжений - которые мы инстинктивно так распределяем среди мышц-антагонистов, что они остаются без внешнего эффекта - удержать машину на повороте. Одновременно задерживается дыхание, и все эти судорожные двигательные импульсы переносятся как чрезвычайно неприятное давление на сердце, причем возникает ощущение страха, «замирания». Когда опасность миновала, напряжение разрешается в нескольких экстрасистолах и глубоком вздохе, затем дыхание и сердечная деятельность снова приходят к гармонии.
Как мне кажется, аффект страха всегда развивается подобным образом, будь это мания преследования у параноика или связанная со страхом сердечная боль при стенокардии. В обоих случаях дыхательная деятельность не может гармонично вчленяться в сердечную деятельность.
Итак, мы рассматриваем сердце как относительно самостоятельный орган по отношению к дыханию, который до определенной степени может противостоять исходящим от верхней организации импульсам. Это может показаться необычным, однако как взгляд на взаимосвязи сердца со всем организмом, так и наблюдения в клинике и экспериментальной физиологии подводят нас к тому, чтобы приписать сердцу, кроме его физиологической («механической») циркуляторной функции, еще и душевно-духовную функцию, а именно, функцию активного душевного органа равновесия.
Сегодня уже изучают влияние на сердце со стороны блуждающего и симпатического нервов, но сердце при этом всегда рассматривают как объект этих влияний. Но нет сомнения, что одни и те же впечатления у различных людей действуют на сердце по-разному, поскольку у одних людей сердце способно к большему «противодействию», чем у других. Например, если речь идет о пугающих впечатлениях, то реакция зависит не столько от внешней выносливости, сколько от характера человека и его внутреннего мужества. С древних времен сердце рассматривалось как орган, с которым связаны эти моральные качества, личность, Я человека. Сердце расположено между полюсами рассудка и инстинктивной воли. Перевес рассудочной деятельности ведет к моральной слабости, предрасполагает к малодушию. Перевес инстинктивной воли ведет к безрассудству, опрометчивости. Только равновесие между обоими полюсами дает устойчивый характер, чувство самоконтроля, благоразумие, являющееся психологической предпосылкой для настоящего мужества, которое состоит в том, чтобы, невзирая на опасность, сохранять спокойствие и свободно осуществлять правильные поступки.
Можно сказать, что как в прямостоянии Я находит свое самое внешнее, периферическое выражение, так сердце является его самым внутренним органом. Между двумя полюсами, нервно-чувственной системой и системой обмена веществ, свободно колеблется ритмическая система, являясь в своих ритмах удивительным и высокочувствительным инструментом душевной жизни - как струны скрипки совершают свободные колебания, которые возможны, только если струны натянуты между двумя твердыми опорами. И как музыкант своей игрой возносит нас в высший мир, где мы чувствуем себя свободными существами - хотя его инструмент подчиняется физическим законам -, так и Я может модулировать ритмы дыхания и сердечной деятельности, исполняя песню своей жизни, песню мужества и любви. Ибо мужество и любовь - это самые выразительные переживания человеческой свободы, хотя человек в обоих случаях уверен, что следует высшей необходимости.
Но человек как раз тогда переживает себя как свободное существо, когда следует высшей необходимости, и тем самым делает свою телесность носительницей высшего порядка. Он не мог бы этого делать, если бы телесность целиком подчинялась природным необходимостям. Последние нужно привести в равновесие, чтобы Я могло свободно внедриться в телесность.
Так, сердце располагается внутри полярности между созидающими и разрушающими процессами, как воспринимающий и одновременно действующий орган равновесия на центральном месте в организме, и с этим же связано его решающее значение для процесса смерти. Только когда сердце остановилось, мы можем сказать, что человек умер.[102] Но не только в этом случае мы можем говорить о процессе смерти. Как мы уже показывали, вся наша жизнь пронизана полярными процессами жизни и смерти. В своем высшем проявлении эти процессы встречается в крови. Освободившиеся в результате распада красных кровяных телец эфирные образующие силы используются для построения душевного организма. Он развивается в той же мере, в какой физический организм подвергается разрушению. В течение жизни все сильнее развивающийся процесс распада ведет нас к смерти. То есть смерть представляет собой физиологическую основу, на которой человеческое Я развивается по направлению к свободе.[103]
Если человек во время своей жизни не может соответствующим образом нести в себе процесс смерти и тем самым возможность душевно-духовной метаморфозы, то он душевно и духовно оказывается втянутым в природную необходимость и поэтому остается несвободным существом.
Поэтому физиология должна приобщить к динамическому рассмотрению и изучению сущность смерти и болезни. Конечно, речь пойдет и о выявлении отличий между животной и человеческой физиологией, однако важно здесь то, чтобы признать специфическое значение отдельных данных и симптомов — которые, возможно, присутствуют и у животного - для существа человека. Тогда окажется, что человек благодаря своеобразию физиологической организации предрасположен к тому, чтобы быть свободным существом. Только так можно найти и развивать человеческую физиологию в собственном смысле слова, то есть физиологию свободы.[104]
Этот ход мыслей сегодня многим людям еще кажется чуждым, ибо мы привыкли строго разделять духовное и физическое. Однако со времен Гете и Шиллера зерно духовно-научного синтеза уже было заложено в немецкую духовную жизнь. Так, двадцатиоднолетний кандидат медицинских наук Фридрих Шиллер дал своей докторской диссертации название «О связи животной природы человека с его духовной природой». В этой юношеской работе поэт, центральной темой жизни которого была свобода, пришел к заключению, что «свобода злоупотребляет механизмом[105] и смерть развивается из жизни, как из своего зародыша».
Насколько я знаю, Шиллер был первым, кто этой мыслью поставил перед медициной цель создать «физиологию свободы». Пусть в нашем изложении окажутся и слова, которыми он завершил свое рассмотрение, и которые являются предвосхищением духовнонаучного понимания развития Я после смерти: «Душа продолжает» - а именно, после отделения от телесности — «в других сферах упражнять свою мыслительную силу и наблюдать вселенную с другой стороны. Можно сказать, что она еще ни в малейшей степени не исчерпала еще эту сферу, что она могла бы покинуть ее в более завершенном состоянии, но разве мы знаем, что эта сфера для нее потеряна? Так мы откладываем книгу, которую не понимаем, но, возможно, через несколько лет мы поймем ее лучше».
