Станислав Гроф - За пределами мозга
Постоянные медицинские обследования, к которым склонны прибегать эти люди, не обнаруживают никаких органических нарушений, которые объяснили бы субъективные жалобы — ведь пациенты испытывают ощущения и эмоции, относящиеся не к происходящему в настоящий момент физическому процессу, а к эмпирической памяти телесных травм, в том числе и травмы рождения. Это, конечно, не делает их страдание менее реальным. Единственный выход в том, чтобы смело встретить переживание возникающих гештальтов при помощи различных активизирующих техник; таким образом, танатофобию можно излечить через опыт смерти и возрождения.
Женщины, у которых память о перинатальных событиях близка к порогу бессознательного, могут страдать от фобии беременности, родов и материнства. Проблема возникает из-за того, что пассивный и активный аспекты этих функций теснейшим образом связаны с динамикой бессознательного. Женщины, повторно проживающие свое рождение, склонны переживать себя (попеременно или одновременно) как рожающих. Подобно этому, память о внутриутробной жизни плода характерным образом ассоциируется с переживанием беременности, а воспоминания о материнской груди — с ситуацией кормления. В состояниях, биологически подразумевающих симбиотическое единение матери и ребенка, присутствует и эмпирическое единство.
Клинические наблюдения позволяют предположить, что с началом беременности у женщин активизируется бессознательная память о собственном зачатии. Когда плод развивается в матке, бессознательное матери как бы воспроизводит историю ее собственного эмбрионального развития. Процесс родов, в свою очередь, активизирует память о ее рождении, и в момент, когда она дает жизнь своему ребенку, происходит связывание с бессознательной записью о моменте ее собственного рождения. Вскармливая ребенка, женщина в каком-то смысле повторно проигрывает собственную историю раннего детства.
Близость памяти об агонии рождения осложняет женщине понимание репродуктивной функции и принятие своей женственности, так как для нее это связано с причинением боли и мучений. В таких случаях необходимо повторно прожить и проработать перинатальные муки, чтобы с энтузиазмом принять роль матери. Актуальный страх материнства уже после рождения ребенка обычно соединяет в себе различные насильственные побуждения причинить вред ребенку, паническую боязнь этого и беспричинную озабоченность, что с ним произойдет что-нибудь плохое. Какими бы ни были биологические основания этой проблемы, ее всегда можно проследить до момента рождения. Глубинные корни лежат в ситуации, где мать и ребенок находятся в состоянии биологического антагонизма, причиняя мучения друг другу и обмениваясь огромными зарядами деструктивной энергии. Эта ситуация способна активизировать память матери о своем собственном рождении и высвободить агрессивный потенциал перинатальных матриц.
Глубинная связь между переживанием родов и эмпирическим доступом к перинатальной динамике дает только что родившей женщине ценную возможность проделать необычайно глубокую психологическую работу. С другой стороны, если к ситуации подойти без настоящего понимания, эта связь может стать причиной будущих депрессий, неврозов или даже психозов.
Нозофобия, патологическая боязнь заболеть, тесно связана с ипохондрией — беспочвенным, иллюзорным убеждением о якобы уже начавшейся тяжелой болезни. Существуют мягкие переходные формы и взаимоналожения нозофобии, ипохондрии и танатофобии. Пациенты, озабоченные возможностью тяжелого телесного недуга, испытывают странные телесные ощущения и, не умея их объяснить, склонны интерпретировать свое состояние в терминах актуальной соматической патологии. Это могут быть боли, давления и судороги в разных частях тела, странные энергетические потоки, парестезия и другие формы необычных явлений. Бывают у них и признаки дисфункции различных органов — трудности с дыханием, мышечный тремор, диспепсия, тошнота и рвота, запоры и понос, общее недомогание, слабость и утомление. Повторные медицинские обследования не обнаруживают в случаях нозофобии и ипохондрии никаких объективных показаний реального заболевания. Пациенты с такой проблематикой часто требуют клинических и лабораторных проверок, так что рано или поздно становятся настоящим бедствием в приемных врачей и госпиталях. Многие заканчивают свой поход по-врачам у психиатра, который быстро размещает их где-то среди симулянтов и истериков. Во многих случаях они продолжают состоять под наблюдением у терапевтов, неврологов и других специалистов. По некоторым статистическим данным и оценкам, пациенты такого рода могут составлять до 30 % клиентуры терапевта.
Согласно моей концепции, к жалобам таких пациентов следует относиться очень серьезно, несмотря на отрицательные медицинские заключения. Их жалобы вполне реальны, но отражают они не настоящую медицинскую проблему, а поверхностную память организма о серьезных физиологических трудностях в прошлом — о болезнях, операциях или повреждениях, особенно о травме рождения.
Три специфические формы нозофобии заслуживают особого внимания: патологический страх ракового заболевания (канцерофобия), страх микроорганизмов и инфекции (бациллофобия) и страх грязи (мизофобия). Глубокие корни всех этих проблем — перинатальные, а специфическая форма определяется биографией. При канцерофобии важным элементом является сходство между раком и беременностью; из психоаналитической литературы хорошо известно, что рост злокачественной опухоли бессознательно отождествляется с эмбриональным развитием. Подобие это не просто воображаемое, его подтверждают анатомические, физиологические и биохимические исследования. Еще одна глубокая связь между раком, беременностью и рождением — соединение всех этих процессов со смертью. При бациллофобии и мизофобии патологический страх сосредоточивается на продуктах жизнедеятельности, запахах тела и нечистотах. Среди биографических детерминант выделяются воспоминания времен приучения к туалету, а самые глубокие корни уходят в скатологический аспект перинатального процесса. Органическое сцепление в БПМ-III смерти, агрессии, сексуального возбуждения и биологических отходов является ключом к пониманию этих фобий.
Пациенты, страдающие этими расстройствами, боятся не только биологического загрязнения, часто они озабочены возможностью заразить других. Поэтому их страх перед биологическими веществами тесно связан с агрессией, направленной как внутрь, так и вовне что в точности совпадает с ситуацией финальных стадий рождения. Глубокое переплетение и отождествление с биологическими нечистотами служит также основанием для низкой самооценки, самоуничижения и отвращения к себе, о чем обычно говорится как о "неустойчивой самооценке". Часто это сопровождается определенным поведением, связывающим проблему с неврозами навязчивости. Речь идет о ритуалах, заключающихся в попытках удалить или нейтрализовать ощущение биологического загрязнения.
Самым распространенным из этих ритуалов является компульсивное мытье рук и других частей тела, хотя существует много других сложных и изощренных форм. В повторяющемся характере этих маневров отражается их полная неэффективность в устранении бессознательной тревоги, поскольку они не достигают уровня, на котором она реально возникает, т. е. уровня перинатальных матриц. Не понимая, что имеет дело с памятью о биологических нечистотах, индивид верит, что борется с реальной гигиенической проблемой в настоящем. Подобно этому, страх смерти, представляющий собой память о реальной биологической опасности, ошибочно воспринимается как присутствующая в данный момент угроза, якобы связанная с инфекцией. Таким образом, неудача всех символических маневров в конечном итоге основана на том, что индивид пойман в сеть самообмана и страдает из-за отсутствия подлинного самопонимания. Необходимо добавить, что на более поверхностном уровне страх инфекции и бактерий бессознательно соотносится со спермой и зачатием, тем самым опять же с беременностью и рождением. Наиболее важные СКО, касающиеся упомянутых выше фобий, включают воспоминания анально-садистской стадии развития либидо и конфликты по поводу приучения к туалету и опрятности. Добавочный биографический материал представлен воспоминаниями, в которых секс и беременность предстают грязными и потому опасными.
Страх езды на поезде и в метро (сидеродромофобия) основан, судя по всему, на некотором формальном и эмпирическом сходстве между отдельными стадиями перинатального процесса и путешествием в закрытых средствах передвижения. Наиболее важные общие черты этих ситуаций — ощущение закрытости или пойманности, огромные силы и энергии, приведенные в движение, быстрая смена переживаний, невозможность контроля над процессом и потенциальная опасность разрушения. Добавочными элементами являются страх перед туннелями и подземными переходами, перед темнотой. Во времена старых паровых двигателей элементы огня, давления пара и громких гудков служили, видимо, сопутствующими факторами. Недостаток контроля является моментом исключительной важности: у пациентов, страдающих фобией поездов, часто не бывает проблем с вождением автомобиля, где они могут по своему усмотрению изменить или прекратить движение.
