Дэвид Годмен - Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2

Балдев Радж примерно того же возраста, того же роста, что и Пападжи, и родом он из той же части страны, так что ему было не так уж трудно стать похожим на Пападжи. Двадцатилетняя блондинка Мира должна была претерпеть гораздо большие трансформации, чтобы человек, хорошо знающий ее, не смог ее узнать. Она продолжает повествование:

В тот день, разбудив меня рано утром, Пападжи пригласил меня на прогулку с ним и Балдевом Раджем. Мы отправились в Пул Чатти, небольшой ашрам, находящийся на берегу Ганги в шести километрах к северу от Ришикеша. В то время туда было не так-то просто дойти, как сейчас. Это был первый раз, когда учитель разрешил мне провести с ним целый день. Я узнала, что он живет в одном из местных ашрамов, потому что Пападжи сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу. С того момента я стала проводить с ним гораздо больше времени. Он не только приносил мне еду днем, но и часто стал приходить утром или вечером, а если его не было, я отправлялась навестить его, пользуясь его постоянно действующим приглашением.

Эта идиллия длилась примерно полтора месяца. А потом Пападжи шокировал меня, сказав, что собирается отправиться в путешествие на Юг и что я не могу поехать с ним.

Я спросила его о причине отказа, и он ответил: «Когда я пускаюсь в такие странствия, то всегда путешествую один. Временами мне необходимо быть наедине с самим собой. Отправляясь в подобные поездки, я никогда раньше не брал с собой иностранцев».

Больше я не представляла себе жизни без него, поэтому я все умоляла и умоляла, пока он наконец ни уступил. Когда же он в конце концов согласился, то заставил меня подписать «договор», который он составил у себя в записной книжке. Согласно этому документу, я должна была без ссор и споров покинуть его, лишь только он попросит меня об этом. Я с радостью подписала. Я бы подписала что угодно, лишь бы остаться с ним.

На следующее утро, переправившись на небольшой лодке через реку – в то время там не было моста, – мы сели на поезд, который привез нас во Вриндаван.

Была еще одна причина нежелания Пападжи брать ее. Пападжи сказал ей: «Во Вриндаване не медитируют, там выражают свою преданность». Он сказал ей об этом, но ей было все равно. Она по-прежнему хотела поехать с ним. Пападжи разрешил, но взял с нее обещание, что она вернется в Ришикеш, как только он попросит ее об этом.

О дальнейших событиях теперь рассказывает Пападжи:

Приехав во Вриндаван, я хотел вместе с ней посетить Храм свами Шри Ранганатха, но у смотрителя были инструкции не пускать иностранцев внутрь. И он старательно исполнял указания. Человек, который уже имел даршан в храме, увидел, как я спорю со смотрителем, и вмешался. Он отвел нас к секретарю ашрама и объяснил ему, что мы хотим войти в храм, чтобы получить даршан божества. Секретарь оказался добрым и вежливым, он объяснил нам, что устав храма запрещает иностранцам входить внутрь. Он против этой политики, но вынужден подчиниться, раз его наняли для этого. Он предлагал изменить это положение, но попечители храма до сих пор не обсудили и не проголосовали за его изменения. И чтобы показать, что он сочувствовал нам и вынужден был отказать не по своей воле, предложил место в доме для VIP гостей. Позднее мы узнали, что в его роскошных апартаментах совсем недавно жили члены правительства, когда приезжали во Вриндаван. Он сказал, что мы можем оставаться в доме столько, сколько захотим, и распорядился, чтобы нам приносили завтрак, обед и ужин прямо в наши комнаты.

Когда я разговаривал с Мирой об этом эпизоде, она вспомнила, что им удалось попасть в храм и получить даршан:

Он привел меня к большому храму, но человек у ворот не захотел нас впустить. Пападжи отказался принять «нет» в качестве ответа и провел ряд оживленных переговоров с некоторыми официальными лицами храма. Я думаю, что в конце концов он каким-то образом смог их очаровать и убедить в том, что, несмотря на мои белокурые волосы и неспособность произнести ни слова на одном из индийских диалектов, я, тем не менее, являюсь брамином. И мы не только смогли войти внутрь, чтобы взглянуть на божество, но нам также были предложены апартаменты в доме для VIP гостей (очевидно, там еще недавно жил премьер-министр). У нас даже не было чистой одежды, чтобы переодеться, однако в конечном итоге с нами стали обращаться так, как будто мы были членами королевской семьи.

В тот момент, как я ступила на землю Вриндавана, у меня произошла вспышка узнавания. Хотя я никогда не была здесь, все выглядело таким знакомым, и когда я ходила по улицам, я знала, что увижу за следующим поворотом.

Раньше я ничего не знала о традиции бхакти. Я медитировала, чтобы достичь просветления, и ничего не слышала о святых, утративших себя в любви к Богу. Пападжи показал мне все места, связанные с Кришной, и рассказал много легенд о божествах и святых. Я полюбила их, как рыба любит воду. Через несколько дней мы оба вели себя, как экстатические бхакты. Я пела и танцевала на улицах, а у Пападжи были бесчисленные видения его возлюбленного Кришны.

Когда мы приехали, Пападжи сказал мне: «Я сделал рискованный шаг, привезя тебя сюда. Это место не для медитации, это место преданных. Я не знаю, подходит ли оно тебе, и не знаю, что с нами здесь произойдет».

Мы оба провели здесь чудесные десять дней, и я не думаю, что он когда-либо сожалел о своем решении взять меня с собой.

Я разговаривал с Мирой о восторженном состоянии Пападжи, чтобы лучше понять, что оно собой представляет:

Дэвид: Вел ли он себя как бхакти, когда был с тобой во Вриндаване?

Мира: Да, у него было много видений. Он был в экстазе большую часть времени. У него было совершенно другое лицо, – за все те месяцы, что я видела его в Ришикеше, я ни разу не видела у него такого лица. Я была поражена.

Дэвид: Как он выглядел, когда у него были такие видения? Что ты можешь сказать?

Мира: Внешние реакции исчезали. Он переставал замечать, что происходит вокруг. Затем, через некоторое время его тело начинало немного дрожать. Иногда у него текли слезы.

Дэвид: Глаза у него были открыты или закрыты?

Мира: Обычно его глаза были открыты, но когда экстаз становился слишком сильным, он их закрывал. Иногда он плакал, а иногда неудержимо смеялся. У него очень своеобразный смех, когда он находится в этом состоянии. Это совсем не похоже на его обычный смех.

Если его глаза были открыты, в них была необыкновенная красота. Он сам в этот момент видел Бога, и в его глазах было отражение божественности.

Дэвид: Описывал ли он то, что видит, в тот момент, пока у него было видение, или он мог говорить только потом?

Мира: Пападжи любил делиться своими видениями, рассказывая о них после. Но он никогда не говорил о них тогда, когда они происходили. После видения обычно стояла долгая тишина. Он был переполнен переживаниями и не мог говорить. Примерно через час или позднее он обычно начинал описывать свои переживания, тем самым уменьшая их остроту.

Дэвид: Какого рода у него были видения? Ты можешь вспомнить несколько примеров?

Мира: Это зависело от того, где он был или о чем он говорил. Так как мы были во Вриндаване, месте божественной любви, то видения обычно принимали форму Кришны в объятиях божественной любви со своими гопи (возлюбленными). Этот образ возникал у него вновь и вновь. Когда он рассказал мне истории преданности Тулсидаса и Кабира, то к нему стали приходить видения этих святых. А когда мы приходили в те места, которые были связаны с жизнью Кришны, у него были видения событий, происшедших тысячи лет назад. Он был удивительно открыт всем тем потокам бхакти, витающим в воздухе. Каким-то образом он настраивался на них, и они физически представали перед ним. Весь Вриндаван насыщен бхакти паломников. Учитель просто настраивался на эти святые мысли, и они представали перед ним в видениях. Эти визуальные переживания могли происходить в любой момент. Иногда они происходили, когда он сидел в комнате, иногда, когда мы гуляли, иногда даже во время разговора.

Дэвид: Смущался ли он, если его в такие моменты видели другие люди? Иногда мне казалось, что он хотел бы скрыть свою бхакти. Ему не нравилось выставлять это напоказ.

Мира: Да, если вокруг было много людей или те, кого он не знал, он мог пытаться скрыть это. Но если он был с небольшой группой людей, которых хорошо знал, то не возражал.