Алекс Гонсалес - Бессмертие. Тайное знание Древней Руси
Дурная погода и не лучшее расположение духа завели меня в подвальчик одного из самых гнусных питейных заведений, какие мне доводилось посещать на этой планете. Это был клуб «Циникъ», располагающийся возле Исаакиевской площади. Я зашел туда, ведомый не только надеждой согреть продрогший организм, но и смутным предчувствием близкого выхода из сложившегося порочного круга.
Гонимый ветром и косым дождем по Синему мосту, мимо величественного Мариинского дворца (места обитания нынешнего городского парламента), я свернул в переулок Антоненко, где мне пришлось осторожно обойти кучку полупьяных-полуобкуренных подростков у входа в молодежную дискотеку «Порт».
Надо сказать, что хоть я и обладаю сверхъестественными способностями и знаю в совершенстве несколько внутренних стилей ушу, в том числе столь редкий, как «Тайцзи цюань Отшельника с Горы Девяти Золотых Лотосов», даже преподаю его нескольким ближайшим ученикам, я никогда не ищу повода показать свое искусство. Я хорошо помню слова моего учителя У Цзе Шаня, китайского монаха из маленького монастыря в районе Удана: «Истинным гунфу[9] обладает лишь тот, кто никогда его не применяет. Если же мастер оказывается в ситуации, вынуждающей его к бою, то он (конечно, если он настоящий мастер) применяет сначала гунфу быстрого бега». Уроки старого китайца крепко сидят в моей памяти — тем более, что он всегда умел придать им убедительности своей тяжелой бамбуковой тростью...
Так вот, благополучно миновав все возможные препятствия, включая сурового, одетого в черную кожу фейс-контролера, я спустился в подвальчик «Циника».
И тут остановился, обуреваемый двумя противоположными стремлениями: немедленно покинуть это место и остаться здесь хотя бы ненадолго. Был вечер субботы, хоть и не поздний, но веселье в клубе било ключом, дым стоял коромыслом, а музыка оглушала!
Решив все же довериться интуиции и остаться, я с трудом протиснулся по проходу между деревянными некрашеными столами, заполненному месивом тел представителей «золотой молодежи» и питерского «дна». Купив попутно в баре кружку местного пива сорта «Невское классическое» (не из особой любви к пиву, а дабы не выделяться излишне из общей массы), я добрался до сравнительно тихой дальней комнаты.
Сесть пришлось за стол возле «интерьерного» книжного шкафчика, набитого явно случайным набором книг — от русской классики до современных авторов с ничего не значащими для меня фамилиями, которые я на всякий случай записал в свой блокнот: Пелевин, Стогофф, Ширяев, Лукьяненко, Светлов, Берснев... Это был единственный стол с несколькими свободными местами. По соседству со мной оказались следующие персонажи: сонная девица, в глубокой медитации созерцающая стакан с недопитым коктейлем, и двое молодых людей интеллигентной, как принято говорить, наружности, но изрядно навеселе и что-то оживленно обсуждающих. Никто из них не обратил на мой приход ни малейшего внимания, и это меня вполне устраивало.
В некий момент между двумя глотками водянистого пива я понял, что с интересом прислушиваюсь к происходящей за столом беседе. По давно сложившейся привычке исследователя реальности я незаметно нажал на клавишу включения диктофона...
Вот что мне удалось позднее различить сквозь грохот музыки, доносящейся из соседнего зала, звон бокалов и крики пьяных людей.
— ...все, что ни делается — делается Богом.
— С точки зрения идей кашмирского вшиваизма?
Клянусь, так и было сказано!
— С точки зрения кашмирского шиваизма[10] что ни делается — делается Богом!
— То есть все, что я делаю — делает Бог?
-Да.
— А все, что делаешь ты, соответственно, делает — кто?..
— Бог.
— Тоже Бог?
-Да.
— Не, ну как такое может быть?! И то, что я делаю, делает Бог, и то, что ты делаешь, делает...
— Да! А потому, что кашмирский шиваизм — это парадвайта[11]!
— ...делает Бог. А если я, например, тебе дам пенделя, а ты мне сделаешь тепель-тапель?..
— ...я тебе яйца оторву.
— ...то... да... что же это получается?!.
— Это и есть Бог!
— То есть Бог сам себе яйца отрывает?
— Да. Это игры Бога. Игры Бога!
— Хорошенькие игры...
— Бог — игривый.
— То есть любая игра — она божественна... -Да.
— А Бог игрив. -Да.
— Тогда это даун ваще...
— А-а-а?..
— Даун какой-то получается!Или дебил.
— А Он бывает и дебилом, и гением — всем бывает. Потому что все есть Бог. Все, что ни делается, все — Богом.
— А где же Дьявол?
— Дьявол — это тоже Бог. Это игра Бога. В Дьявола. Даже эгоизм — это игра Бога. Потому что майя[12] — это Творение, это проявление Бога.
— А вы откуда это знаете?
Собеседник неожиданно перешел на «вы» — то ли впечатленный величием озвученных идей, то ли чтобы сильнее дистанцироваться от них... Надо сказать, что голоса звучали несколько нетвердо, реплики наслаивались одна на другую, так что у меня даже возникло подозрение, что беседующие не только изрядно выпили, но еще и покурили...
— Из кашмирского шиваизма!
— Да, но вот вы сами... Своего опыта, своего конкретного индивидуального опыта — у вас же его нету! Как вы можете это утверждать?!.
— Как? Я же и есть Бог.
— То есть вы это переживаете на опыте, да?
— Да-а-а.
— А если вы Бог — вы всемогущи.
— М-м-м...
— Ну тогда сделайте так, чтобы нам принесли еще пива.
Я чуть не поперхнулся, отхлебывая в этот момент из своей кружки: идея столь невинного и незамысловатого подтверждения всемогущества Бога мне бы, например, никогда не пришла в голову!
— А-а-а... Ну, за это придется еще заплатить. (Смеется.)
— Нет, как же так? Зачем Богу платить самому себе? Пусть просто принесут — и все.
— А это игра. Это игра в майю.
— В майю, в майю... Значит, бомжи, уголовники — тоже боги?
— Боги.
— Маньяки там всякие...
— Да!Да, да.
—Да... Это какая-то хреновая игра получается...
— Любая игра, хреновая — не хреновая, — игра Бога.
— Почему-то хреновых игр намного больше, чем не хреновых.
— Это просто...
— Бог — какой-то...
— Это просто мы живем... мы живем в аспектах хреновых. А есть игры высокие, хорошие... Как игры Рона Хаббарда[13], Основателя...
— Основателя чего?..
— Основателя игры Рона Хаббарда. «Игра ко Дню рождения Рона Хаббарда»[14].
— Каждый — основатель своей игры.
— Да-а-а. Потому что каждый — это воплощение Бога.
— А толку-то с этого...
— Игра.
— Просто... получается, что... Ежели все настолько уродливо получается, поскольку эстетика — это высшая динамика, как говорил Рон Хаббард...
— Говаривал...
— ...то уродства-то больше в мире...
— Не в мире! А в наших играх.
— А мы-то и есть...
— Но это только одна из наших игр...
— Да, но мы-то и есть Бог.
— Ну да, но в одном из аспектов. Но есть много аспектов...
— Ну так какая разница: если в одном аспекте Бог — урод, Он во всех аспектах урод.
— Не обязательно. Он разнообразен. Он бывает такой, такой, и такой, и такой...
— Э-э-э, не-е-ет!.. Если кто-то чист, то он чист! А если он в чем-то не чист, значит, он нечист. В целом! Полностью! Как таковой!
— ...потому что ты рассуждаешь дуально, а не с точки зрения парадвайты! Потому что на самом деле есть Чистый и есть Нечистый, и оба — это Бог! Это игры Бога.
— «Оба» — это одно. «Оба»-то — это Целое. Я об этом и говорю, что с точки зрения «нечистоты» — неважно, по х... А вот с точки зрения «чистоты»...
— ...а вот эта «чистота» — это тоже творение Бога...
— ...даже маленькая червоточинка — это уже всё...
— ...потому что даже нечистота — это творение Бога!..
— ...это грех...
Собеседники разговаривают все громче, перебивают друг друга. Девица, доселе спавшая, при слове «грех» начинает изумленно озираться, затем, резко отодвинув бокал, расплескав мутную жидкость по выщербленной, покрытой многочисленными надписями столешнице, встает и, пошатываясь, уходит в туманный чад кабака.
